Momento Amore Non Belli |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Momento Amore Non Belli » Прошлое » Get up, get out, get away from these liars
Дата: июль, 1976 год (незадолго до побега)
Участники: Orion Black&Sirius Black
Кратко: Шалость действительно удалась, но хит-визарды, зачем-то решили за эту шалость арестовать? И кто же отправится на выручку непутевому сыну, как ни лорд Блэк собственной персоной, в гневе пострашнее любого Визенгамота. Устоит ли Министерство Магии? Уцелеет ли юный наследник? И почему вокруг столько каштанов?!
ох, как стыдно-то нам за этот недопост оО
Темные стены. Визгливый голос матушки. Клятый последними словами гобелен. Что-то подобострастное от мерзкого домашнего эльфа. Этот дом не сложно ненавидеть, в нем сложно жить.
Затхлые приемы, вечное юление окружающих, словно змеи под рогатиной, порочный круг. Но Сириус знал, что никогда они не сожрут себя сами. Каким-то странным и немыслимым образом все эти чистокровные семейки, непрерывно плетущие интриги, скаля зубы, и выстраивая состояния, образовали чудаковатый и довольно гротескный симбиоз, пестревший роскошью и умеющий пускать в глаза пыль посторонним. Вот только эти самые посторонние сюда никогда не допускаются, однако, не стоит думать, что они не пытаются. Сириусу Блэку шестнадцать, не всего-то, а целых шестнадцать. Здесь год за два. И не вам со мной спорить.
Юный волшебник выскочил из особняка на площади Гриммо, который язык не поворачивался назвать домом, застегивая на ходу куртку, сам еще не зная, куда так спешит. Но все его естество требовало и вопило послать прием Мальсиберов мантикрабу в одно известное место…
-Назовите Ваше имя!
-Годрик Слизеринский.
- Парень, ты не в том положении, чтобы шутить…
- Да неужели? – расхохотался наследник благороднейшего дома Блэк, выкарабкиваясь из горы каштанов.- Тогда в чем же я?
Зараза! Ведь теперь не отвяжешься, - тоскливо размышлял про себя волшебник, чья палочка уже находилась в руках одного из хит-визардов.
Нет, первое испытание его летающего мотоцикла вовсе нельзя было назвать провальным. Но, если уж быть честным самим с собой, а каким же еще будет человек, только что достававший клятые каштаны из собственного исподнего, - то и успешным этот полет не назвала бы и пьяная гарпия.
Впрочем, сначала все складывалось довольно хорошо. Заклинания, отводящие глаза маглам и делающие мотоцикл и водителя невидимыми в воздухе, работали на ура. И ощущение полета над Лондоном было ни с чем не сравнить. Блэку уже не терпелось показать мотоцикл Поттеру, однако по его подсчетам было уже далеко за полночь, и необходимо было возвращаться. Сколь бы Бродяга не любил позлить матушку, ночевать Сириус оставался в теплой и мягкой постели своей комнаты, ни за какие коврижки не готов был ее променять на клопов Дырявого котла.
Вот тут-то, аккурат над косым переулком, за каким-то гриндиллоу и вздумал заклинить руль, неумолимо неся мотоцикл и водителя навстречу магазину «Все для квиддича», витрина которого, безусловно, оказалась защищена колдовством.
Именно от встречи с этим колдовством мотоцикл сначала спокойно «спружинивший» о стекло и замерший, через пару секунд возомнил себя быком. Красной тряпкой для него стал проклятущий лоток с жаренными каштанами, запертый на ночь. И своенравная машина, с ошалевшим волшебником, не удосужившимся разжать руки, помчалась навстречу приключениям. Взлетевший от столкновения лоток осыпал их каштанами, коих внутри усиленным заклятием пятого измерения оказалось немало. На втором заходе в гору этих самых орехов был отправлен ненужный мотоциклу наездник, сверху волшебника тут же накрыло лавиной плодов каштанового дерева. А мотоцикл помчался прочь по своим делам, напоследок отправив то, что осталось от имущества лоточника под ноги патрулю хит-визардов.
Что говорить – везло сегодня Бродяге словно тому самому утопленнику. Хотя отделался гриффиндорец парой шишек, острым отвращением к жареным каштанам и заклинанием пут.
Нарушитель общественного порядка был доставлен отдел по обеспечению магического правопорядка незамедлительно. Сколь бы оный не отшучивался, что настоящий нарушитель скрылся в проулке, мигнув фарой на прощание.
А вот от выставленных ему обвинений, вовсе не шуточных, нагловатый волшебник ощутимо погрустнел, понимая, что с минуты на минуты он окажется опознан.
- Мистер Блэк, - в помещение, где его оставили, вошел довольно статный мужчина, который, судя по манере держаться, был в этой смене главным. – я уже направил сову Вашему отцу.
Бродяга поправ этикет закатил глаза. Но иного и сам не предполагал. Впервые его шалости закончились столь тесным знакомством с кабинетами отдела магического правопорядка, и оставаться здесь у Сириуса не было ни малейшего желания.
И глаза гриффиондорца загорелись привычной насмешкой, представив лицо Ориона, когда он прочтет письмо из Министерства.
На этом неуемное воображение не желало останавливаться. И Сириусу подумалось, что решив проучить сына, лорд Блэк мог не прийти. И следующим утром Пророк бы пестрел фотографиями самого Сириуса в кандалах. Вальбурга, увидев подобное, со своим неповторимым визгом рвала бы волосы… на ком-нибудь… Кричер скакал вокруг хозяйки, лечпеча, и все это на фоне ненавистного гобелена. Да, вышла бы занятнейшая проказа…
И тут мысли Бродяги бесцеремонно прервала открывшаяся дверь.
- Отец, - сын лорда Блэка приветственно склонил голову, пряча усмешку.
Похоже, мне удалось сегодня тебя удивить.
во-первых, не знаю, почему перескочил на этот стиль
во-вторых, он пафосен чуть более, чем полностью, i have no regrets
. Не то чтобы светская жизнь Ориону не по вкусу. О нет, он чувствует себя словно рыба в воде среди представителей любого чистокровного семейства, на чьей бы стороне они ни были и как бы ни держались. Он не уверен насчет Уизли, впрочем. Но день, когда Уизли явятся на светский прием, определенно займет второе место в списке самых неожиданных дней за всю историю Магической Британии. Первое место почетно займет день, когда его старший сын будет вести себя прилично.
Так вот: не то чтобы светская жизнь Ориону не по вкусу, он просто ее не любит. Воспринимает как неизбежное зло, вроде скверного характера жены или — да — буйного нрава Сириуса. Это совершенно не мешает Ориону обаятельно улыбаться, обсуждая какую-то аполитичную чушь, кидать оценивающие взгляды на миссис Мальсибер в ее новой, с иголочки, мантии, натыкаться взглядом на жену и слегка склонять голову. То ли почтительно, то ли чуть насмешливо. Он знает, что это может ее рассердить, но и она, верно, знает, что честь семьи и собственной женщины для Ориона выше всего остального. Всех полушутливо заинтересованных взглядов, возможности пофлиртовать и обаять чужую или вовсе ничейную даму.
В конце концов, у Ориона есть проблемы поважнее, чем то, кем бы согреть постель, если не женой. Последняя мысль, прямо скажем, даже не посещает его голову. Что посещает его голову, так это желание каким-нибудь образом провести блиц-воспитание старшего сына, да еще и с таким эффектом, какое на людей имеет «Imperio». Жаль, что последний раз, когда он проверял, это было противозаконно. Поэтому с никак не выражающемся на его лице сожалением Орион позволяет Сириусу ускользнуть. На немедленный вопрос жены он лишь качает головой. Не здесь, дорогая.
Потом.
И вечер идет своим чередом, словно бы никто и не заметил ухода наследника Блэков. Уж за этим Орион следит. Все знают, что у него острый язык, а еще никому не хочется наткнуться на пронизывающий взгляд. Им это, несомненно, не простят и припомнят когда-нибудь позже, но не в лицо. Только социальный самоубийца станет упрекать Ориона или его жену в лицо.
«Потом» наступает, когда Орион получает письмо. Поздний вечер уже лег на город, прием вот-вот закончится, и Орион кивком головы отпускает домовика, кладя письмо в карман мантии. Что же, сын. Удивил. Орион является в обитель хит-визардов с королевским опозданием. Есть дела важнее: закончить прием, сделать комплимент жене, составить список дел на завтра. «Потом» наступает, когда Орион позволяет ему.
Он шагает внутрь помещения со спокойным и бесстрастным выражением лица. По нему никогда не скажешь, зол ли он, рад, опечален. Только лукавая полуулыбка привычно красуется на губах. Орион кивает сыну, не удостаивая того приветствием, и оборачивается к хит-визардам. Орион вежлив и спокоен, словно айсберг, затопивший маггловский корабль, и говорит таким будничным тоном, словно они с начальником патруля обсуждают квиддич или новый выпуск «Пророка».
— Мы можем поговорить здесь.
Орион не спрашивает, он констатирует факт, и хоть тон его вежлив, спорить с ним получится вряд ли. Не то чтобы Блэкам позволено все, но им определенно позволено многое. Старший хит-визард кивает и выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Орион выжидает пару мгновений, пока шаги не затихают где-то вдали, и поворачивается к сыну. Руки в карманах штанов, дорогая мантия, хозяйское поведение — такое впечатление, что если бы ему захотелось, прием Мальсиберов мог бы пройти и здесь.
Но нет, тут пройдет один лишь разговор с сыном.
— Можешь начать объясняться.
Орион не садится. Смотрит на Сириуса сверху вниз и молча оценивает внешний вид наследника рода. Орион не сердится. Внешне. Внутренне тоже пока нет. Ориону интересно, но даже этого не видно на его лице. Видно только чуть насмешливую полуулыбку, которая может в равной степени означать и то, что Сириуса ждут колоссальные неприятности, и то, что Ориона забавляет эта ситуация.
Возможно, она означает и то, и другое одновременно.
Отредактировано Orion Black (2014-05-21 21:08:41)
"Книга открыта на самой последней странице.
Сколько все это продлится?
Целый день дождь..."
Через девять лет после происходящих ныне событий. Будучи в совершенно ином, забытом и Богом и Дьяволом, месте узник под номером 390 (заключенный в одиночной камере, как и полагается самым отъявленным преступникам) будет вспоминать события этого вечера. Заходясь страшным кашлем, пытаясь сорвать с себя робу, словно это бы могло избавить его от ужасного жара. Не замечая, как меняется его камера, становясь похожей на комнату для допросов из далекого семьдесят шестого.
Комната для допросов – что как ни это лучшее помещение для беседы отца с сыном? – отметил он еще мальчишкой и до сих пор был готов подписаться под этими словами. Впрочем, руки у него до того тряслись, что залихватсякая блэковская подпись, у больного Паркинсоном и того вышла бы лучше.
Последним в его камере появится призрак. Довольно щегольски одетый, как и всегда, Орион Блэк не допускал появления на людях не при полном параде. Элегантный, холодный, отстраненный, он мог бы дать фору всем призракам еще при жизни.
Бродяга уже знал, что за этим последует, точнее помнил…
— Можешь начать объясняться.
Он всегда желал услышать от сына объяснений, даже когда они в общем-то и не требовались. Но сейчас уж было откровенно не вовремя.
- Иди к чертям, от которых вернулся, отец! Мне сейчас вовсе не до того…
Новый приступ кашля заглушает беснующийся женский голос из дальнего конца коридор: «Сдохни! Сдохни наконец, Сириус Блэк!»
- Концентрация представителей рода Блэк на одну тюрьму значительно превышена, - недовольно покачает головой призрачный Орион, обернувшись к каменной кладке, которая не мешала ему видеть Беллатрикс. – Итак?..
- Ты ведь не уйдешь, да? Каких? Каких дракловых объяснений ты ждешь от меня сейчас? Рассказать тебе о роке и несправедливости, ты не оценишь, да и я не хочу сотрясать воздух. Почему все умирают в объятиях адских тварей, как и положено, а я, словно, кретин от простуды? Ну, знаешь… хотя мы решили не говорить о роке, да. Наверное, им стоило бы утеплять окна или хотя бы чем-то забирать решетки на зиму. В квартирке этим вечно занималась хозяйка и ужасно ругалась, когда видела, что я уничтожал ее труды, открывая окна, чтобы выкурить привычную утреннюю сигарету в компании аврора из окна напротив… Комната для допросов, серьезно?.. Объяснения, точно. Хочешь объяснений о Блэковском достоинстве, которое здесь наблюдается разве что у тебя? Так я его продраклил, все до капли, мы разве это не выяснили в прошлой беседе… Вот на кой бес тебе все мои объяснения, когда ты давно на том свете?
- Я же плод твоего воображения, ты и скажи, - привычно отзовется родитель, насмешливо приподняв бровь.
- Ты что-то вроде вестника смети и требуешь моей исповеди? Тогда точно возвращайся к чертям, я на тот свет не спешу!... А знаешь, я все думаю о Лукорисе, это такая странная традиция – прощаться с умирающими. Мне было не больше шести и интересовала меня очередная проказа, а не кто-то на смертном одре. Но он все говорил и говорил, не с нами разумеется, он твердил про лимоны, что вся комната пропахла ими, вся его одежда и постель, что это смерть пахнет лимонами. Он твердил это так яро, что ему было невозможно не верить. Но выходит, он лгал, как все Блэки… тут пахнет лишь солью… Объяснения, отец, ну конечно же! Объяснения это то, чего так жаждал вовсе не ты! Это я! Я требую от тебя… А, может, Лукорис совсем обезумел и что-то перпутал… Ты слышал его, скажи?! Слышал запах лимонов, когда умирал там, в одиночестве?..
Ответа призрака он так никогда и не узнает, потому что в глазах потемнеет. А на утро, когда Сириус Блэк очнется, в его камере окажется лишь комендант этого увеселительного заявления под названием Азкабан, который принес ему извещение… Корреспонденции узникам не полагается, кроме, разве что, известий о смерти ближайших родственников. С непроницаемым выражением лица, в котором Бродяге мерещился отец, он протянул бывшему наследника рода Блэк похоронку на имя Вальбурги Блэк…
Так вот зачем ты являлся, желал собрать для Нее всю семейку? Так не выйдет! Довольствуйтесь младшеньким!
"Предостереженья «ты плохо кончишь» — сплошь клоунада.
Я умею жить что в торнадо, что без торнадо.
Не насильственной смерти бояться надо,
А насильственной жизни – оно страшнее..."
Привкус соли на губах, спугнет странное оцепенение, в которое погрузился мальчишка после появления драгоценнейшего родителя. Выглядел Орион внушительно, но это было буднично, настолько привычно, что старший сын даже не заострял на этом внимание. Таким отца он видел всегда, он словно бы не делал различий между деловыми встречами и встречами с собственным ребенком. Хотя было бы удивительно будь все не так. Тогда бы речь вряд ли шла о семействе Блэков.
Сириус же всю свою жизнь привык быть в центре внимания. Это было необходимо и даже не желаемо, а требуемо всем его естеством. Черти в его глазах говорили не только о семейном сумасшествии, но и о том, что этот отпрыск благороднейшего и древнейшего рода готов отбивать чечетку на бочке с порохом с факелами в руках, лишь бы снова и снова быть в центре событий. Из вредности или из-за юношеского противостояния родителям, масштабы которого и без того были огромными. Бродяга нарывался каждый раз просто мастерски. Каждая выволочка, каждый скандал в их доме был все ярче и ярче, словно ему требовался взрыв той самой бочки с порохом, которая станет необходимым толчком к действиям.
- Какие такие объяснения? - так невежливо отвечает он вопросом, с глумливой улыбкой, явно передразнивая хозяина сегодняшнего приема мистера Мальсибера. – За испорченное городское имущество, опозоривание чести рода , недопустимое поведение с Мальсиберами и, мое самое любимое, то, что я не достоин носить славное имя Блэков – непременно, в своей потрясающей экспрессивной манере, от которой лопаются стекла, спросит мать… А какие объяснения я должен дать тебе? С чего вдруг такой интерес к сыну? Я ведь наверняка уже свободен, так к чему тратить время, я уверен, дома меня уже ждет скандал, а тебя дела.
И сколько бы не было бравады в словах юного Блэка, он научился этому именно у отца – всегда быть хозяином положения. Но тут уже Орион был в своей колее, от того Сириусу становилось не по себе. В этот раз все было слишком по-другому. Каждая секунда тишины раскаленной иглой предчувствия чего-то неотвратимого жгла нутро.
. Орион никогда не проводил много времени с Сириусом, и тем не менее знает его как облупленного. Все повадки и все мысли, знает каждый жест и каждую интонацию, улыбку эту его глумливую и дерзость в голосе. Орион не одергивает. Насмешливая полуулыбка на мгновение зажигается на его лице ярче, а потом гаснет обратно. Орион никогда не одергивает, это другие осаждают Сириуса: «Не дерзи», — самое частое. Ориону одергивать не требуется. Он просто наблюдает. Знает, что дерзость — это необходимое качество характера, а еще знает, что замечания ни к чему не приведут. Сириус — не того поля ягода, не тот у сына нрав, чтобы на него действовали нравоучения. Да и Орион не мастак их зачитывать.
Когда последние слова сына затихают, Орион позволяет тишине тяжело повиснуть в воздухе. У него пронзительный взгляд и бесстрастное выражение лица. Только в ясных голубых глазах плещется странное выражение, смесь насмешливости и рвущей душу печали. Как будто он заранее знает исход происходящего, и ему не нужна ни гадалка, ни хрустальный шар, только огневиски и тишина кабинета. Последнее будет ждать его дома, а пока — Сириус. Наследник. Сын.
— Ты, видно, путаешь меня с матерью. Не знаю, чем мы похожи, — Орион холодно усмехается уголком рта, — но можешь не тратить силы зря со мной.
Не то чтобы Орион поощряет браваду и дерзость сына, если вы понимаете, о чем он. Скандалы Вальбурги — неизбежное зло этой семьи. Они случаются, как стихийные бедствия, словно цунами или торнадо, и порой для этого не требуется даже какого-то особенного повода. А буде такой найдется, то пиши пропало. Сегодня — пиши пропало. Сегодня пиши «пропади оно все пропадом». Если бы не дерзость и бравада Сириуса, Вальбурга уже давно бы его поломала и переделала по своему вкусу. Этого Ориону не хочется. Этого, он знает, никогда не будет. Тишина обволакивает комнату, провисает порванными струнами дорогого инструмента, пока Орион просто смотрит на сына.
— Ты не свободен, не обольщайся, — наконец, бросает он и делает пару шагов в сторону, после вновь разворачиваясь к сыну лицом. — Я не вносил за тебя залог, — «Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, прежде чем вновь тратить семейные деньги впустую», — но этого вслух Орион не говорит, только чуть склоняет голову к плечу. Если бы не все такое же спокойное выражение лица, могло бы показаться, что ему любопытно. — И я все еще не услышал объяснений.
Орион делает паузу, праздно и без интереса оглядывается по сторонам.
— Что именно ты пытаешься доказать матери? — Орион смеряет Сириуса ледяным, как ветры северных фьордов, взглядом, и таким же пронизывающим. Его не интересует мальчишеская бравада, он говорит серьезно, как мужчина с мужчиной. Как Блэк с Блэком. — Что ты пакостливый эгоистичный щенок? — спокойствие, с которым слова слетают с губ Ориона, пугает. — Она не увидит. Любит тебя слишком сильно для этого. Да и ты не щенок, как бы ни старался выставить себя им.
Орион не сердится. Наверное, ему просто надоело наблюдать за этим балаганом в семье. За бесконечными выходками Сириуса и бесконечными же скандалами Вальбурги, которые ни к чему не приводят — ни первые, ни вторые. У всех есть своя черта, за которой терпение кончается. Орион свою пересек уже давно, но шел вперед по инерции. Теперь остановился.
— А ты все продолжаешь и продолжаешь пытаться.
Как же это напоминает Ориону Вальбургу. Ее болезненную целеустремленность, упертость, весь этот юнец — вылитая Вальбурга, только внешность его, Ориона, и от этого особенно тоскливо. Оставил под присмотром женщины, которой верит, и та вырастила по своему образу и подобию, сама того не зная. Проблема только в том, что двух Вальбург не вынести никому, как бы сильно Орион ни любил и жену, и сына.
Отредактировано Orion Black (2014-07-19 21:45:50)
Спроси его кто-нибудь: счастлив ли ты, Сириус Блэк? – вздорный мальчишка посоветовал бы не лезть в свое дело или отвесил очередную колкость, а может быть, развернул мотоцикл и улетел прочь. На самом же деле Бродяга был счастлив ровно настолько насколько может быть счастлив шестнадцатилетний подросток, довольствующийся сегодняшним днем, уверенный что его «сейчас» гораздо важнее и прекраснее всего «потом» о котором так часто заговаривали его дрожайшие родственнички. Наследник, будущее которого было расписано до крупиц всеми вокруг. Традиции, правила, этикет, нужды семьи – безусловно, это все, что Блэк ценил меньше всего на свете.
Его пребывание в Хогвартсе давало множество преимуществ, но школа рано или поздно закончится, а насмешливый юноша, кажется, вовсе не думал об этом. Хотя, вполне возможно, что это было и вовсе не так. Но посвящать кого бы то ни было в свои мысли Сириус не спешил.
На самом деле мальчишка в свои шестнадцать чувствовал себя зверем, которого монотонно и настойчиво загоняют в силки, из которых не выбраться, будь он хоть сто раз волшебником. Иногда ему казалось, что за этим холодным и непроницаемым выражением глаз отца прячется желание подвергнуть отпрыска заклятию «империус», мать же напротив, своих желаний и вовсе не скрывала. Он продолжал выделывать свои номера, противится любому проявлению их «заботы», только так убеждая себя, что его жизнь все еще принадлежит только ему. Но долго этот самообман продолжаться не мог.
И на миг вместо насмешливого и взбалмошного юнца, перед Орином был тот самый зверь, что устал от бесконечной погони, зверь, который чувствует дыхание преследователей за спиной и от того во сто крат опаснее. Слишком серьезный и вдумчивый, чтобы напоминал его сына. Но стоит моргнуть и наваждение исчезает.
Выслушав отца он продолжает молчать размышляя о том, что уже за один сегодняшний вечер они с Орионом сказали друг другу больше, чем за последние два года. И от этого не жди ничего хорошего. Пока было вовсе не ясно для чего лорд Блэк затеял все это. Но зная отца, Сириус был уверен, что тот пытается извлечь какую-то выгоду для себя или семьи. Ну не боится же очередного скандала матери?.. Такого, как Орион, не прошибет даже бес, оказавшийся с ним в одном помещении. А если уж лорд Блэк затеял игру то и вовсе не отступится от добычи, даже если этой добычей является сын. Все эти словесные эскапады ни что иное, как тщательно расставляемые ловушки.
В глазах же юного Блэка появляется что-то от того вышеупомянутого беса. Он уже давно не пытается ничего доказать ни Вальбурге ни ему. Те времена прошли, им на смену пришло презрение, отравляющее, заставляющее открыть глаза, но не оставляющее сомнений. Все они Блэки, Малсиберы, Малфои, Креббы, Розье… Мнят себя матерыми хищниками, на деле же одна сплошная мышиная возня. Все эти подковерные игры, ужимки, грязь, сплошная грязь, вместо всей пресловутой чистой крови. Хотя они называют это высокопарными словами: устои, традиции, честь рода. Именно во всем этом увязали аристократы с самого рождения, как это было и с ним. Вот только чем больше барахтаешься, тем больше увязаешь. [И порой ему начинает казаться, что каждый следующий вдох - глоток свободы может оказаться последним, прежде чем он погрузится с головой… на самое дно…]
И все чаще и чаще им завладевает безумная идея о спасении [свободе].
- Ах, оправдания… Как ни странно, все это одна большая случайность, хотя даже спланированное не вышло бы лучше, - Сириус даже не пытается скрыть веселье в голосе, а уж раскаянием там и не пахло. – Хм… залог… еще одна брешь в состоянии, досадно. Тогда я предпочту отправиться в полагающуюся мне камеру, дожидаться завтрашнего номера Ежедневного Пророка.
Чем больше барахтаешься, тем больше увязаешь… Для этого мальчишки не_свобода хуже смерти. Но его неволя отнюдь не в застенках министерского изолятора.
- Доказать что-то ей или тебе… Это бессмысленно, я пакостливый эгоист, но не недоумок. Тебе меня этим уже не задеть. Нет, это не детские обиды, поверь, но неужели у тебя не хватает духу сказать о своем разочаровании, отец? – он ухмыляется, в голосе звонкая бравада. – Ты прикрываешься матушкой так не по-рыцарски, так не благородно, это я, видимо, перенял от тебя… не переживай, я никому не скажу, - мародер вздыхает. - Ты упомянул, что мы поговорим здесь… разговор – беседа, диалог… пока мы сыпем обвинениями, да слушаем мои оправдания, это и есть в нашей семье беседа и может продолжаться долго, но почему здесь?
Ты устал от всего этого. Тебя тяготит твой старший сын. И если бы ты мог, ты бы давно вытряс из меня всю душу. Но толи у Блэков ее и вправду нет, толи тебя останавливает, что я еще и чертов наследник.
А я уже, кажется, начал захлебываться…
. Орион усмехается. Самым-самым краешком рта, почти незаметно — так, чтобы сын не увидел или не заметил. Вся эта юношеская веселая дерзость кажется ему откровенно смешной и какой-то до боли отчаянной. Как будто все аргументы закончились, истекли все сроки годности, и теперь оголяется последний бастион юности — упорство и непокорность. Орион это все уже видел тысячу раз. Не только у Блэков дети с характером, в самом деле. Только у Блэков с таким характером — право, второго Сириуса не сыщется во всей Магической Британии — и Орион находит в этом странный, двоякий повод для гордости. Если бы сын поддался и сломался, он бы не был ему так интересен. Он бы не был ему интересен вообще, если уж на то пошло.
— Шантаж? Очень достойно Блэка, Сириус, — с насмешкой в голосе отзывается Орион. Номер Ежедневного Пророка. Если бы Орион захотел, он бы купил молчание всех журналистов Пророка и пары других надежных газет, а к тем, кого невозможно купить, нашел бы другой подход. Уж это он умеет. — Гроши за твое освобождение не нанесут семейному состоянию никакого урона. Свобода нынче дешево стоит.
Орион вдруг чувствует острый недостаток бокала огневиски в пальцах, и чем дальше идет разговор, тем сильнее ему хочется присесть, пригубить что-нибудь крепкое — не обязательное Огденское — и забыть про время. Вместо этого он стоит, глядя на сына сверху вниз, и никакого огневиски нет и в помине. Жаль. Разговор явно затянется.
— Я никогда не говорил, что ты недоумок. Наоборот, Сириус, я считаю тебя достаточно умным человеком. Не знаю уж, вырос ты таким благодаря или вопреки нам, это не имеет значения, — Орион говорит неторопливо и размеренно, словно бы взвешивает каждое слово. Ничего он не взвешивает. Просто устал. — Равно как и мое довольство или разочарование тобой — или ты хочешь сказать, что я обладаю хоть каким-то авторитетом в твоих глазах? — насмешливые огоньки так и пляшут в голубых глазах. — Мне кажется, мы тут оба не дураки. И матушка твоя, в общем-то, тоже не дура, что бы ты про нее ни думал. Только стоит ей показаться на горизонте, как твою, — Орион делает неопределенный жест рукой, указывая на сына, — натуру переклинивает на желании досадить ей. Она вряд ли явится сюда.
Не то чтобы Орион не доверяет жене вести воспитательные беседы с сыном, просто представляет, насколько по-идиотски это все выглядит и насколько глупее становится с каждым последующим разом. Орион уже давно не думает, что Сириусу нужны воспитательные беседы. Шестнадцать лет — он еще юнец, но юнец уже сознательный, и ему остается всего ничего до совершеннолетия. Ориону тяжело принимать подобные решения, но это не первое и не последнее тяжелое решение в его жизни, и даже если он потом пожалеет о нем, он хотя бы попробует.
Не можешь подавить бунт — возглавь его.
— Я надеюсь, твое сознание чище в ее отсутствии. Досаждать мне и пытаться что-то доказать, как ты сам сказал, достаточно бессмысленное занятие, и я не хочу тратить на него время, — прямо говорит Орион, не сводя взгляда с лица сына. — Опустим также и час воспитательной лекции, нотации о чистоте крови и принадлежности к древнему уважаемому роду — я уверен, ты можешь пересказать мне это все по памяти без единой запинки. Можешь забыть о первой полосе Пророка, на нее ты не попадешь — ни на первую, ни на вторую, никуда. Я внесу за тебя залог, и ты выйдешь отсюда свободным человеком.
Орион замолкает. Это похоже на шахматную партию. Фигуры расставлены, ходы продуманы, время на часах тикает, и пора уже завершать эти игры. Орион аккуратно взвешивал стоимость победы и стоимость поражения последние несколько месяцев. Он пришел к своему выводу.
— Как насчет твоего дружка Поттера? Или ты сегодня давал шоу соло?
Орион следил за ним цепко, не ослабляя невидимую хватку, внешне оставаясь обыкновенно спокойным и уравновешенным. Это давление давно знакомо, так в их семье, похоже, принято выражать отцовские чувства. Ну, чтобы показать хоть какое-то подобие семейственности. Взгляд Сириуса все такой же насмешливый и вздорный покрывается столь привычной коркой льда. Они разыгрывали бы эту пьесу как по нотам снова и снова, обычно на двоих с матерью, но речи отца сбивают привычный ритм, задают новые условия-ловушки.
Свобода нынче дешево стоит…
Столь высокопарный слог в стенах изолятора был отменной иронией, которую невозможно было не оценить. Однако сейчас Сириус все больше задумывался, на что похож этот разговор, слишком откровенный для любого из его семейки? Где каждая фраза оппонента не силки даже и не капкан, а гвоздь в крышку гроба.
- Да, семейство Блэков отличается выдающимися умственными способностями, за исключением почему-то не упомянутого тобой моего братца, а местный интерьер не подходит к матушкиному маникюру… я это, безусловно, учту на следующий раз, - он продолжает откровенно глумиться.
Что его отец мог знать о свободе? Пусть иронизирует сколько угодно, но Орион Блэк яркий пример человека, который застрял в своем «гробу», и вероятно чувствует себя как нельзя комфортно на обшитых бархатом подушках, в компании клубка змей. Сириус знал кому уготована такая же судьба, но отчаянно и так по-мальчишески продолжал трепыхаться. Что его отец мог знать о своем сыне? Ответ на этот вопрос был бы слишком серьезным и, пожалуй, печальным, а извечному балагуру Блэку серьезность не к лицу….
Орион составил о сыне свое мнение, у него вообще обо всем на свете было свое мнение. Но это лишь беседа чужих друг другу людей, бессмысленная и абсолютно беспощадная. И чуждость эта ощущается слишком остро и слишком надрывно, задевая внутри что-то, что, кажется, давно похоронено. Маленького озорного мальчишку, которому когда-то очень давно хотелось доказать отцу, что он достоин его любви. Вот тебе настоящая ирония, Орион, ты сам помогаешь мне окончательно уничтожить его… И вот она Свобода!
Ему не привыкать смотреть на отца снизу вверх, но на юном лице не отыщется не унции покорности. Угодливость, чтобы порадовать Вас, лорд Блэк? Боюсь, за подобным следует отправиться к Регулусу.
- Джеймс? – он недоуменно пожмет плечами. – Ах… благотворительность? Будь я здесь не один, тебе бы давно доложили… Не стоит пытаться мягко стелить…
Легким кивком головы возвращает отцу давешнюю издевку, чувствуя накопившуюся за этот длинный вечер усталость. Запах жареных каштанов напоминал о пропущенном ужине. А внутри кипит, разгораясь злость.
Орион хорошо знает, что делает. Он действует намеченному плану и не сбивается с пути идет по головам, кому бы те не принадлежали, и ,разумеется, не пытаясь приоткрыть шоры… Возможно, поэтому его так уважали в обществе и так не уважал собственный сын. Но вот что было несомненно, так это чутье лорда Блэка и способности коммерсанта.
- Грошовая свобода и никаких лекций? Да это же просто праздник какой-то! Можешь еще сказать, что не сообщил ни о чем матери и это будет просто феерия… Лорд Блэк сегодня кутит! Но мы почему-то до сих пор находимся в Министерском изоляторе… Что за все это потребуется от меня? Начать играть по вашим правилам и перенять павлиньи повадки дружков Регулуса?.. Шантаж, отец, - это достойно Блэка! – он вернет ему шпильку.
Орион не увидит как сжались под столом его кулаки, но оно к лучшему. Ярость душит, позволяет как можно яснее увидеть себя со стороны. Его загоняет с уверенностью матерого хищника собственный отец, в угоду своим собственным интересам. И ничто не изменит один мальчишка со вздорным взглядом, против многовековых устоев. Его вылижут, причешут под общую гребенку и запихнут в клетку, стоит ему достичь совершеннолетия…И что останется?..
Свобода стоит дорогого. Стоит семьи, от которой всегда было одно название и титула. Стоит каких-то дурашливых, но оттого самых настоящих на свете детских наивных надежд, распрощавшись с которыми, становится легко сделать шаг вперед. Самый первый и самый тяжелый.
Потому, что Свобода, она стоит всего…
. Орион не меняется в лице. Сириус поминает Регулуса, и — ничего не происходит. Так стены, огражденные звукопоглощающим заклятием, глотают шум. Без какого-либо визуального сопровождения. Есть вещи, которые Сириусу, верно, невдомек: уж больно по-разному сконструированы души отца и сына. Орион бы мог рассказать ему, что думает о Регулусе сам, но не видит в этом ни нужды, ни пользы. Вряд ли это волшебным образом разбудит в старшем братскую ревность и желание стать, наконец, достойным наследником рода. Когда ребенок брыкается так много лет подряд, даже придурковатый сквиб сообразит, что тут или «Imperio», или «до свидания».
Орион не планирует марать руки.
Он обманчиво мягко улыбается в ответ на недоумение Сириуса. Причем тут благотворительность, ему не очень понятно, но зато в определенной степени даже жаль, что здесь нет младшего Поттера. Частично потому, что Орион не против общества его отца, несмотря на некие фундаментальные разногласия в вопросах, в общем-то, всего, что подразумевается под словом «жизнь». Частично потому, что это бы значительно упростило задачу: если Сириус в курсе, как стоит взаимодействовать с собственными родственниками, его дружок вряд ли так хорошо осведомлен о правилах — или их отсутствии — в подобных партиях.
— Не все так хорошо исполняют свои обязанности, как ты думаешь, — мурлычет себе под нос Орион, имея в виду, что может быть и не доложили бы. Или он бы прослушал. В конце концов, все это практически экспромт.
Кто же знал, ведь так? Невозможно просчитать все. Уж точно не выходки Сириуса и его фантастическую способность попадаться с поличным тогда, когда этого никто не ждет, и не попадаться тогда, когда это сыграло бы многим на руку. Его бы таланты да в руки... Орион грубо обрывает эту мысль и сосредотачивается на дерзком голосе сына. Закрылась дверка, уплыл кораблик — таланты Сириуса навсегда останутся с ним, и кому они будут приносить в будущем пользу — один Мерлин ведает, да и тому, верно, не всегда удастся предугадать.
От мягкой улыбки на спокойном лице Ориона не веет ни теплом, ни холодом. Она просто есть, как просто есть улыбки на лицах искусных мраморных статуй — потому что так красиво, потому что композиция, потому что рука скульптура некогда приложила стамеску к куску камня и высекла.
— А ты бы стал так продаваться? — спрашивает Орион, не особо нуждаясь в ответе. — Грошовая свобода, никаких лекций и неведение матери — вот и вся твоя цена, Сириус?
Он хмыкает, позволяет вопросу повиснуть в воздухе, вглядывается в лицо сына. Тот злится. Хорошо. Надо только подтолкнуть. Жаль, что так. Орион достает из кармана чековую книжку. В самом деле, не таскать же с собой мешки с галлеонами всякий раз, когда Сириус вздумает окончить свои приключения в изоляторе. Ну или в витрине «Все для квиддича». Штраф — тысяча галлеонов*, включая, вы подумайте, моральный ущерб тонкой душе владельца магазина. Внушительные деньги для юнца, для Ориона Блэка — сумма впятеро меньшая, чем те, которыми он привык оперировать.
— Хорошо, — только и говорит он.
Орион делает из этого шоу. Неторопливое, очень размеренное, без фанфар и фейерверков, но — шоу. Отодвигает стул, садится. Достает из другого кармана небольшое походное перо как раз для таких случаев, узкую баночку чернил. Чуть отодвигает рукава вверх по рукам, чтобы не мешали. Достает очки в простой оправе из внутреннего кармана мантии — недавнее приобретение, нужно меньше сидеть над бумажками и больше путешествовать. Открывает книжку на пустой странице, заполняет нужные поля, оставляя строку с суммой пустой. А самое главное — не обращает на Сириуса ни малейшего внимания ровно до тех пор, пока не ставит витиеватую роспись внизу квитка. Как и всегда, с щедрыми, размашистыми росчерками и вензелями, с ровными буквами, с выверенной геометрией. Безупречную.
Тогда Орион поверх очков поднимает взгляд на сына.
— Сколько?
*ориентировался на административный штраф за порчу имущества стоимостью больше £5000, переведенный в магическую валюту
Принадлежать к роду Блэков - все равно, что быть членом Королевской семьи. Ох, уж мне эта королевская ваша [наша] кровь. Это статус, положение и куча мелких и не очень условий и условностей, клятых правил и лядовых приличий. Если разобраться и составить список достоинств и недостатков, то недостатков у его положения было гораздо меньше. Вот только дело никогда не было в количестве и вам всем это вряд ли когда-то удастся понять. Все гораздо проще, самое главное – готов ли ты мириться с этими недостатками?.. И на этот вопрос Бродяга искал ответ уже давно, еще сам не понимая, что все давно было решено. Делая шаг за шагом, он отдалился от собственного семейства слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
Ведь за этими недостатками для него стояли не «глупые причуды и выходки юнца», как обыкновенно называла их мать. Там была Свобода, друзья, ради которых он уже пошел на многое и готов смело ринуться еще дальше, одна вздорная девчонка, постоянно бросавшая ему вызов и которой бы в здравом уме не вздумалось ткать гобелены, там не было чистой крови. Там вместо роскоши и трясущихся домовых эльфов была семья, которая готова его принять.
Он наблюдает за действиями отца с отрешенным недоумением. Будто бы со стороны, не являясь участником этого мерзкого по сути своей фарса. Наблюдает и не верит своим глазам. В воздухе до сих пор висит вопрос заданный отцом в привычной пренебрежительной манере, от которой веет гнилью рода Блэк. Он давно уже говорит не о штрафе. Нет. В своей привычной немного глумливой манере, которая в глазах родителя наверняка полна изящества, он пытается купить собственного сына.
И дыхание перехватывает....
- Значит, все ж таки желаешь, чтобы я играл по вашим правилам… Все еще веришь, что это возможно?! - произносит Сириус звонко по сути ни к кому не обращаясь, потому что Орион демонстрирует полное отсутствие интереса к сыну. Пальцы обхватывают столешницу, белеют .
Это очевидно. Многочисленная родня, родители этого желали так яростно, что не заметили, как Сириус начал совершать те или иные поступки не просто назло семейке, как это было в детстве, отнюдь, в них появился смысл и убеждения, которые ни Орион ни Вальбурга не желали понимать, продолжая давить на собственного отпрыска, словно тот был пружиной. И когда-то инерция должна откинуть их прочь.
- Так покажи же, чего стоит такой никчемный наследник! Ну же, выстави неблагодарного юнца на торги с самим собой, что может быть изящней сыграно. Что может быть настолько выгодно для лорда Блэка? Ставки сделаны, ставок больше нет… Браво! – он аплодирует отцу, и смех его отдается собачьим лаем в глухих стенах изолятора.- Ты – отец, отец достойный своего сына. Жаль, что только одного…
Он смерит родственника презрительным взглядом.
Явился сюда, спаситель. Столько пророненных слов и потраченного драгоценного времени дельца. Ай-яй-яй, как же так, лорд Блэк? Что настолько изменилось, что Вы решили изменить себе? Нет, Вы явились не для спасения, а чтобы разыграть очередную партию по собственным правилам. По сути, для одного, финального хода. Для меня. Но только Орион никогда не вел игр просто ради игры, у него имелась цель, к которой он и шел любыми способами. По любым головам… Сириусу бы разгадать замысел родственника, ведь это важно. Но важно лишь для самого Ориона. А его наследник, действительно, не собирался играть по их правилам. Пусть думает, что выиграл, пусть потешится, последний ход всегда останется за мной. И делать его сейчас было бы крайне глупо.
Ну же, реши, что победил, отец! Покажи, как надо потешаться на костях собственного отпрыска, зал замер в ожидании!
Он наклоняется ближе, не то что бы рассмотреть все буквы на чеке, не то что бы сообщить Ориону Блэку нечто таинственное и важное то, что не стоит слышать посторонним. Как оказалось верны оба варианта.
Чернильница оказывается в обветренных от полетов пальцах и так [не]ловко заливает всю чековую книжку предпринимателя, пропитывая страницы одну за одной. Заклинание должно быстро исправить подобную «оплошность», но отказать себе в удовольствии Сириус и не думал.
- Один совет от недостойного: проверься в Мунго, раз тебе пришло в голову, что я продамся вашей гнилой семейке, - доверительным шепотом все же соизволит сообщить волшебник, весело подмигнув родственнику.
Принадлежать к роду Блэков - все равно, что быть членом Королевской семьи. Это его по праву рождения. Вот только теперь семья у него будет совершенно иная… настоящая.
. Орион не отрывает взгляда от квитка, пока пишет, но он слушает. И он слышит.
Он слышит Вальбургу. Это пугает его до чертиков, а еще забавляет — ирония жизни всегда самого высшего сорта, не так ли? Всегда самая неожиданная, самая ловкая, всегда ударяет в спину, когда не ждешь. Орион не дурак, чтобы совсем не ждать такого поворота, и это, пожалуй, единственное, что его спасает в жизни. Он постоянно держит в голове все исходы ситуации, все сценарии. Его так научили.
Он слышит Вальбургу, но не нынешнюю, не величавую мадам Блэк, которая не устает восхищать его, а ту, молодую, бойкую мисс Блэк, которая однажды сказала, что ей все равно, чего хотят все вокруг. Ту самую, что отослала всех кавалеров легким движением руки и пришла к нему с предложением. Ту самую, что когда-то вызывала у Ориона насмешливое недоумение, пока он не понял, что если мисс — миссис — Блэк чего-то хочет, она это получает. И самый простой и выгодный выход из ситуации — возглавить восстание, потому что подавить его получится вряд ли.
Орион ловит презрительный взгляд сына, и это сравнение все не отпускает его, оно режет глубоко и больно. Никак не показывается на его лице. Он им ни с кем не поделится, это только его наблюдение, понятное только ему, и сила презрения в холодных глазах Сириуса подсказывает ему, что он все делает правильно. У всякой истории должна быть развязка, и если не получается развязать этот конкретный узел аккуратно, то придется разрубить.
Сириус хочет. Сириус получит. Уже получает.
«Наша семейка», — думает Орион, без слов отодвигаясь на стуле от стола, чтобы чернила не запачкали одежду, когда начнут капать с края: «Один сын», — думает Орион, пока сидит и смотрит в лицо старшему. В самом деле: ставки сделаны. Ставок больше нет. Крупье, крутите рулетку. Орион видит в этом свою ошибку: может, стоило послушаться Вальбургу. Дурмстранг, домашнее обучение, да что угодно — только не Гриффиндор. Но это давняя ставка, и рулетка уже раскручена, и шарик давно лежит на красном.
Орион склоняется вперед, нарочито зеркально отражая позу сына, опирается локтями о колени и складывает пальцы в замок. Он подумает об этом еще потом. Дома. Со стаканом огневиски, или в постели перед сном, а может, на следующее утро, когда увидит Регулуса — он подумает о старшем сыне, о жене и об иронии, а еще, наверное, о том, как феерически, феноменально просчитался в самом главном. Возможно, его даже накроет определенная тоска, но все это будет не сейчас. Сейчас Орион склоняет голову к плечу, снимает очки и щурится на сына.
— Встречу ли я там тебя, сын, когда ты придешь переливать себе кровь взамен нашей гнилой? Хотя думаю, с этим тебе лучше обратиться к магглам.
Он тихо смеется себе под нос, качает головой и вдруг поднимается с места с энергичностью юнца, одним пружинящим движением, так что полы мантии взметаются в воздух. Так дуэлянты разворачиваются, достигнув своей точки, выбрасывая вперед руку с палочкой. Орион ничего не выбрасывает. Только смотрит на то, как чернила капают со стола, усмехается уголками губ и переводит холодный взгляд на Сириуса. Ему совсем не смешно.
— Когда устанешь бежать от очевидного, возвращайся домой, Сириус. И, ради Мерлина, сделай так, чтобы твоя маггловская рухлядь не попалась матери на глаза. В отличие от меня, она скорее решит ее взорвать, чем продать.
Орион приводит себя в порядок: прячет очки в карман, раскатывает рукава, оправляет ворот рубашки. Потом подходит к двери и коротко стучит в нее. Оборачивается, окидывая изолятор бесстрастным взглядом напоследок. И Сириуса тоже — напоследок.
— Удачи, — говорит Орион, когда его взгляд падает на испачканную чековую книжку, и улыбается широкой насмешливой улыбкой, — с вычищением чернил без палочки.
Когда его выпускают из изолятора, Орион идет по коридору, засунув руки в карманы брюк, и пару мгновений действительно размышляет над тем, чтобы оставить Сириуса выбираться из этой передряги самостоятельно. Потом решает, что это будет чересчур хлопотно, и вносит залог. На сочувственные слова старшего хит-визарда Орион отвечает холодным взглядом, и тот неловко тушуется. В самом деле, развели тут фарс. Утешать Ориона Блэка.
— Подержите его там еще, пусть остынет, — цедит он. — А потом доставьте домой.
Нужно будет доиграть партию на своей земле. Для убедительности.
Как же ему тошно.
Вы здесь » Momento Amore Non Belli » Прошлое » Get up, get out, get away from these liars
