На кухне пахло горелыми тостами и страданием.

Страдали разом что-то около 22 тостов разной степени горелости, кулинарная книга - от стыда, что она вообще присутствует при этом Ватерлоо от кулинарии, и Нора, от того, что 23-ий французский тост напоминает по виду 15-тый, по консистенции - 8-ой, а по запаху - их все разом. Букет выходил ну просто непередаваемый и явно неперевариваемый, но нам ли сдаваться перед лицом трудностей? С ощутимым усилием соскребя результат своих попыток достичь кулинарного дзена со сковородки, Нора плюхнула чугунину обратно на плиту и принялась наводить на кухне порядок - не столько из любви к оному, сколько из недостатка места. Все возможные горизонтальные и не очень поверхности были заняты тарелочками, блюдцами, блюдищами и прочими емкостями с угольками, призванными изображать тосты.

Уборка шла быстро и споро: памятники кухарской несостоятельности быстро исчезали, местами лопаясь мыльными пузырями - просто из баловства, тарелки ополаскивались и вставали обратно в шкафчик, гарь с плиты исчезла в волшебной палочке, пыль с пола выметалась куда-то за порог совершенно маггловским способом, и Ленора сама не заметила, как увлеклась процессом под мерный непрекращающийся шум печатного станка из соседней комнаты, перемежающийся то ли пением, то ли попытками научиться свистеть. Опомнилась горе-домохозяйка только где-то через полтора часа, застав себя за вытряхиванием пыли из кухонных занавесок. Как так получилось, не понимала ни она сама, ни занавески, ни кухня, причем состояние последней просто поражало - из тотального кавардака под вольным названием "Сердечный приступ Молли Уизли" оно переметнулось в сторону некоего вдохновенного беспорядка, даже не приблизившись к истинной чистоте. Вернув занавески на законное место, миссис Лавгуд таки вспомнила, что она тут вообще должна была делать и с чего она находится на кухне. Она здесь готовила завтрак. Три часа назад. Ну, всегда ведь можно сказать, что изначально планировался ланч?

Оставив попытки покорить вершины кухни французской, Ленора достаточно быстро переметнулась обратно, к английской, поджарив пару обыкновенных тостов, не имеющих отношения к кулинарным книгам и прочим сложностям. Дело спорилось подозрительно быстро - и первая порция даже не подгорела (sic!!), и свежий сок нашелся. Добавив к уже готовой части "завтрака" масла, горе-хозяюшка скинула на сковороду еще пару кусков хлеба, содрав с себя заляпанный непонятно чем фартук и устало сползя на ближайший стул. Стул возмущенно зашуршал. Не оценив тонкого душевного настроя табуретки со спинкой, Ленора выудила из-под себя газету с пятнами вишневого варенья и яичного желтка, и впервые за это утро (хотя, будем честны с собой - уже день) ее заинтересовали не оные продукты и причины их нахождения в столь неположенном месте, а то, по чему конкретно они были художественно размазанны.

Черно-белый Ксенофилиус пытался отойти к краю колдографии, дабы не попасть под яичное влияние, и как-то виновато и вместе с тем недоуменно косился на заголовок. Заголовок предательски гласил: "ЛАВГУДА В МИНИСТРЫ".
Тосты на сковороде обиженно сгорали, щелчками через азбуку Морзе вопя "SOS". Норе было все равно.

Быстро пробежав глазами статью, она как-то на автомате отмахнулась палочкой от сковородки (в ее сторону ударила струя воды, как из брандспойта, впечатав горящую чугунку в кафель) и перечитала все это еще раз, уткнувшись взглядом в дату. Газета была четырехдневной давности.

...
Она не знала что сказать и что делать. Она знала только одно - впервые за все время их знакомства ей хочется заорать в воздух, переколотить все тарелки и подорвать ту странную вазу с медведем. Ей не хотелось закатывать скандал, не хотелось выяснять отношения, хотелось просто выплеснуть ту кучу эмоций и мыслей из подсознания, что клубились внутри, как соленые огурцы в банке - их легко вынуть поодиночке, но попробуй вытряхни все разом! Сцепятся резиновыми зелеными боками и так и останутся внутри, распирая емкость. Клубок зеленых склизких огурцов со стойким запахом уксуса и страха. И крепкая, уютная стеклянная банка трескается.

Она не злилась на него. Не о чем было скандалить и выяснять отношения. Но... все всегда было так просто. Почему сейчас резко стало сложно? Вслепую нащупав на столе стакан сока, Нора залпом выпила его, одновременно стирая с колдографии следы желтка. Медленно встала со стула. Подошла к дверному проему. Типографский станок все так же шумел и фырчал, выплевывая листы, приятно пахнущие пока еще блестящей и липкой краской. Ксенофилиус все так же насвистывал, возясь где-то за этой махиной. Она так и не придумала, что сказать, спросить и как вообще выразить всю ту кипу недостойных, как ей казалось, эмоций - она же всегда понимала, почему, зачем... Но не сейчас.

Мне страшно, мне давно, так давно не было ТАК страшно, потому что это другое, это сильнее... Акции, концерты, облавы, да что угодно, это еще не политика, не война, не... не это, и.. и... он же на самом виду, на самом верху! Не толпа, не группа, как было, а.. он же теперь один - лицо всего, что мы сделали. Наверное, неправильно так думать, и.. это же важно, почему... Что же мы наделали?! Что же они наделали.. зачем, зачем, почему не других, почему? Не за себя. Потому и..?

Помотав головой, как почти утонувшая собака, только вылезшая на берег, Нора выплыла из своих путаных мыслей с привкусом уксуса, и, обойдя станок, уселась на пол перед сидящем там же, перебирающим листки мужем. Я не понимаю его. Он, наверное, тоже не поймет меня.
Протянула ему газету:

- Зачем?

Отредактировано Lenora Lovegood (2014-05-17 02:03:17)