И все в нашей жизни было бы иначе, если бы мы научились слушать не только себя. (с)

Он скорее по привычке деактивировал защитные заклинания и быстро поднялся к себе. Всклокоченный, злой. Он умудрился в пух и прах разругаться с Боунс. В комнате почему-то первое, что попало под ноги оказалась подушка, которую юноша не преминул пнуть куда-то в дальний угол, задев тумбочку с которой тут же посыпался всякий хлам в виде сломанных перьев, обрывков пергаментов, недописанного письма Лили и Джеймсу, ножницы по металлу, которые в свое время зачем-то притащил Артур Уизли, да так и забыл, запчасть от мотоцикла, на которой красочно повис кружевной бюстгальтер.
Бродяга помотал головой и в очередной раз подумал, что комнате не обходима уборка, но как-нибудь в другой раз. 
После столь нервного разговора с Боунс он разумеется уже ни на какое собеседование не пошел. Тем более что опоздание на это самое собеседование на 3 часа не было бы его козырем. Да и совершенно не хотелось идти и рекламировать кому-то себя. Как-то было гадко. Хотелось вытравить из себя этот запах пергаментов и чернил, кислые  и негодующие мины аристократов, а главное слова этой девчонки.
Он вышел из душных просторов Министерства и, пройдя несколько мокрых и грязных лондонских улиц остановился, чтобы выкурить сигарету.
Дурная привычка, от которой не деться напоминала о себе все чаще. Ремус продолжал ворчать на него и читать лекции о здоровом образе жизни, но старания друга не произвели никакого эффекта.
Тогда он торжественно водрузил новенькую пепельницу на подоконник в комнате Блэка и определил место для курения именно там.
За одним окурком в урну через несколько минут полетел следующий. Стало как-то проще дышать. Возвращаться домой уже не было смысла и юноша зашел в ближайший паб…
На улице уже давно стемнело, он зажег ночник по привычке. Свет приглушенный мягкий по комнате. С одной из книжных полок достать початую бутылку старого доброго ирландского виски. Распахнуть окно, впустив холодный воздух и мокрые снежинки в душную комнату.
Его сегодня ждет у себя Салли из того самого паба, название которого он так и не заметил,  забавная девушка с ярко-рыжими локонами и это был бы, пожалуй, удачный конец совершенно паршивого дня.
Амели! Ну, какого же черта! Сегодня ты оказалась совершенно не права, но почему не хочешь признать мою правоту?! Гнешь свое упрямо! Конечно, ссора была неизбежна.
Лавуа, Лонгботтом, Пруэтт и Аббот уже заняли свои камеры. Нас всех хотят бездарно задавить, как тараканов, а ты с этим смирилась и твердишь, что это правильно, Боунс!
А еще не умею извиняться. Напрочь. Никогда не выходило у меня что-то связанное, да и как-то признавать свои ошибки всегда было чересчур тяжело, оттого подобное случалось редко….
…Хлопок аппарации и уже быстро стучать в дверь светлого дерева. Как только последняя соизволила распахнуться, протянуть не глядя букет весенних цветов. И только спустя пару секунд поднять взгляд на изумленное лицо Фрэнка.
- Сириус, ты чего?
- Ох, знаешь, - патетично начал мародер.- Я давно хотел признаться тебе. Я люблю тебя, Фрэнк Лонгботтом, больше жизни! Как там еще говорят? Без тебя мне дышать тяжело и бла бла бла… Оставь свою жену. Я понимаю, я не умею также готовить, как она. Но для тебя, любимый, я научусь, обещаю.. – договорить он не смог , потому что до сих пор тщательно спрятанный смех таки вырвался наружу у обоих мужчин.
- Проходи, горе разлучник, - улыбнулся Фрэнк. – Алиса на кухне, ты ведь к ней?
Бродяга кивнул. В последнее врем с четой Лонгботтомов он почти не общался. В то майское утро он очень яростно и зло умудрился обидеть Алису. Прекрасное и безмерно доброе создание, естественно, что Фрэнк после подобных объяснений с его женой  тоже жаждой общения с Блэком не горел.
Все это длилось уже больше недели, а потом Сириусу надоело.
- Кто там пришел? Неужели мисс Бадэр решила прийти пораньше, а у меня еще ничего не готово! – сокрушалась Алисина спина, склонившаяся над какой-то кастрюлькой.
Молодой мужчина постучал по дверному косяку, миссис Лонгботом быстро обернулась, да так и застыла с деревянной ложкой в руках.
- Боюсь, что  за Бадэр я не сойду даже со спины и при выключенном свете…  Это тебе, – он положил цветы на стол – разделяющую их границу и вернулся к так полюбившемуся косяку.
- Спасибо.
Пальцы Бродяг нервно барабанили в воздухе.
- Алис.. Я пришел.. Ну понимаешь?
- Не совсем.
Он выдохнул и подошел к ней стремительно.
- А лиса, я тебя прошу, ты мне прочти дурака такого. Я совершенно не думал тогда, что обижаю тебя. Ужаснейший эгоист до мозга костей.  Я думал, что… с … Ремом случилось непоправимое и… Если мне было так плохо, то почему хорошо должно было быть остальным. Я понимал, что ты желаешь добра, но совершенно не мог контролировать себя. Прости меня, я очень виноват.
У нее непривычно строгое лицо еще минуту…
- Только с одним условием, Сириус Блэк, - а потом прежняя нежная улыбка. Такая, наверное, бывает у матери вечно шалящих детей. – Ты останешься на обед!...
Он сделала глоток терпкого напитка, когда в дверь постучали. В их дверь. Нащупав палочку в кармане брюк и оставив стакан с виски в комнате, он спустился вниз, гадая, кто же решил посетить их визитом. Впрочем, пожиратели вряд ли стали бы стучаться.
Свет в прихожей он забыл выключить, как всегда, поэтому на ощупь тянуться к выключателю не пришлось.
Предварительно, вытащив палочку, он распахнул дверь.
Яркий свет осветил тонкую женскую ручку, еще не успевшую опуститься, со сбитыми в кровь костяшками пальцев. И только слегка взъерошенные кудряшки с каплями от таявшего в волосах снега.
- Баркер?
Вот кого уж точно он не ожидал увидеть сейчас здесь. Она не была у него с того памятного лета…
А с Алисой было гораздо проще признать свои ошибки, нежели с тобой, Хез. Мы жестоки в своем эгоизме.
Мы действительно не умеем по-другому. Если рушить то все вокруг и под корень, чтобы не возможно было, потом вернуть восстановить. Да и не наш это удел.
Ты спросила тогда тихо и взглянула в глаза внимательно: «- Как все должно было закончиться?»
А у меня не было ответа на этот простой и закономерный вопрос… я лихорадочно думал, вспоминал, смотрел тебе в глаза, где искорки бесят были вдалеке, зато появилось что-то иное невероятное, манящее, как русалки нерадивых моряков. Серьезное? Вряд ли…  Просто очень родное, от которого все сжимается в области грудной клетки.
Проводить кончиками пальцев по щеке и шепотом, чтобы узнала только ты одну страшную тайну: «- Все не должно заканчиваться!»
Мы единственные в своем роде. Слишком похожие чтобы существовать спокойно. У нас фейерверки на бочках с порохом, ежесекундно. И мы сами на тонкой грани, нить которой, так легко потерять. Мы потеряли, тогда в мае. Но ведь все еще можно попробовать вернуть по-другому?
Ты совершенно невероятная. Девочка с гипертрофированной независимостью. Ты всегда берешь на себя больше, чем нужно [а потом не можешь выпутаться?]. Пытаешься что-то доказать [себе?].
Я непримирим с тем, что что-то может быть не по-моему, ты такая же. Нас спасает, что иногда мы хотим одного и того же, иначе давно бы разнесли все к черту и себя, как пытались этим летом.
Длинное лето, глупое. Я никогда не признаюсь, что виноват. Вина на обоих… Так может быть, еще не поздно?...Если не хотела, Хез, то почему не уходила? Я все еще тешу себя надеждой, что хоть чуточку знаю тебя. Все не может кончиться!...
- Здравствуй, - почему-то с вопросительными интонациями и почти зеркальным отражением улыбка. –Проходи!  Ты редкий гость в нашем доме!
Отстраняется, чтобы впустить ее, а вместе с ней снова снег и дождь. Быстро закрывает дверь  и как-то выжидательно смотрит, пока она снимает пальто и поднимается вместе с ним наверх.
У них все как-то неловко в последнее время. И будто намеренно избегая друг друга после того августовского утра…
Критическим взглядом он оглядел комнату. Стул в наличии имелся один, стол тоже, вышеупомянутая тумбочка, шкаф и кровать… Не густо, Блэк.
- Присаживайся, - наконец решил он, безуспешно пытаясь вспомнить, снял ли Джеймс со стула подпрыгивательный сглаз собственного изобретения и предоставить девушке выбрать пристанище самой. - Погода сквернейшая, могу, конечно, тривиально предложить чаю, но это же не  наши методы, - улыбается ехидно. И достает второй стакан все из того же книжного шкафа. Наполняет наполовину, вручает Хез и, забрав свой, присаживается на кровать, прислонившись к деревянной спинке.
Он снова забыл выключить в прихожей свет, с утра опять получит от Рема. А девушка Салли так и не дождется его сегодня…
- К черту всех! Чем не тост, Баркер?

– А на что это похоже, когда ты мертвый?
– Так себе.. Самое плохое, что поиграть не с кем.(с)

Я помню, как кто-то из нас в каком-то невероятном порыве признался, что мечтал бы объехать множество разных стран, пробуя их национальные напитки… Или я где-то об этом читал?... Память коварнейшая штука. Я теперь не знаю многого. Что было со мной, а что грезилось на холодном каменном полу, закусывая до крови губы с привкусом морской соли на губах?
Убегать по всему миру заметая следы того Сриуса Блэка. Предателя и преступника. Они ведь почти все думают даже сейчас обо мне именно так, не смотря ни на что. Артур, дружище Артур, все так же балующийся маггловскими изобретениями. Гарри рассказывал у него даже была переделанная маггловская машина. Сам Артур почти всегда молчит теперь, по крайней мере в моем обществе.
А ведь когда-то давно, еще в той жизни. Он был первый, которому я показал свой мотоцикл…
Они тогда до носи летали, а потом отвалилась какая-то деталь… Артур уверял, что он «не совсем этого хотел», а просто рассмотреть поближе. Высота была небольшой и посадка оказалась почти мягкой…
Лечили они тогда друг друга сами, чтобы Рем и Молли ничего не заподозрили. Если синяки у Блэка сошли быстрым мановением палочки Артура, то самому мистеру Уизли, не знавшему о неладах Бродяги с колдомедицинскими заклинаниями, повезло меньше… С Молли они помирились только спустя неделю, когда Артуру наконец-то удалось убедить благоверную, что эти следы от поцелуев, которые не сходят, на самом деле синяки и порезы несколько приукрашенные стараниями Блэка. Уизли был прощен с условием, что ни на каких мотоциклах он летать не будет…
Через полторы недели молодые люди уже опробовали маневренность оного на поворотах с коляской и работающим заклинанием невидимости!..
Странная… Он смотрит на нее с неприкрытым интересом. Хез удобно устраивается на подоконнике и обнимает обеими ладошками хрупкое стекло стакана с янтарной жидкостью внутри.
Сегодня все шло наперекосяк, и ничего загадывать не было никакого смысла. Хотя против сюрпризов в виде кудрявой барышни, сидящей напротив, он ничего не имел.
Но ему совершенно не хотелось признаваться, что слова сестры Эдгара задели. Его  друзья находились сейчас за решеткой. Интересно, Баркер, ты знаешь об этом? Наверняка. Ты же у нас аврор. Как же вы_мы все себя замарали
У тебя взгляд сегодня другой, какой-то такой глубокий, доверчивый, а я любуюсь… [Может быть, я просто давно не смотрел тебе в глаза и все уже забыл?] Спрашивать: «Что случилось?» - нет смысла. Ведь если захочешь, расскажешь сама [вряд ли].
С того августовского утра унеслось много времени. Всего разрозненного и острого, чужого. А сейчас… [Странная…]
С майского вечера убежало еще больше. Сегодня какое-то де жа вю в отражении кривого зеркала. Баркер в его комнате, правда, сидит на подоконнике и пришла постучавшись. А он сам? ДА, имел очередной не простой… кхм.. разговор с утра. Опять перегнул палку. Амели. Беда: ему плевать на чужие ошибки; его задевают ошибки друзей…
Мы стали неверные все какие-то сейчас. «Ловко тасует карты судьба,» - сказал бы кто-то. А ты веришь в судьбу, Баркер? Я нет.
Хотя много бы отдал, чтобы оказаться в камере вместе маленькой миссис Лонгботтом, но у нее есть Фрэнк. Они справятся не смотря ни на что, она сильная девочка. А у Катрин  заботливый и верный Аббот… Лавуа, Гидеон.. Тольку сейчас. Чьей-то волей там не он и поделать с этим ничего нельзя, тогда толку с этих мыслей?
Нет! Сегодня к черту всех, помнишь? Хватит. И своих и чужих. Делает пару глотков и гортань обжигает янтарная жидкость из стакана.
- А кстати, Блэк намедни сошел с ума, - доверительно сообщил Сириус, - ну или мир перевернулся, не суть важно. Я чуть было не устроился на работу. Но оказалось бывший аристократ со стажем им не нужен, - улыбается юноша ни чуть не сожалея, уже давным-давно забыв о так и не состоявшемся собеседовании. Мунни вот правда, вряд ли забыл о нем так же легко.
А она только улыбается, слегка опустив голову на бок и смотрит так…  А он лишь подхватывает бутылку и подходит к девушки. Под благородным предлогом, что ей может захотеться еще. [Все врет! Ему лишь хочется рассмотреть лучше. Не является ли это все обманом зрения и игрой света.]
- Наверное, все-таки надо было начать с чая? – с невинной улыбкой уточняет он, глядя на нетронутое содержимое стакана Баркер.
Но не спешит уходить, ставит бутылку рядом на подоконник. Прислоняется к стене, наблюдая за буйством снежинок усилившейся метели за окном. До рождества остается чуть больше месяца, но кто даст гарантию, что на этот день у Мерлиновой канцелярии не запланирован дождь. Так почему бы не устроить их своеобразное рождество сегодня уже почти 20 ноября?
А сейчас…После памятных событий в Хогвартсе я отправился на  север Англии по настоянию Даблдора. Там на задворках какой-то деревеньки небольшой аккуратный дом. Перед которым раскинулась огромная благоухающая клумба. Шикнуть на Клювокрыла, чтобы не шумел и, воровато посмотрев по сторонам, постучать в дверь той, которая наверняка предупреждена директором, но все равно не ждет его… не верит.
Дверь открывается так быстро, словно хозяйка дома под ней дежурила. Она смотрит недоверчиво, изучая исподтишка, сравнивая с тем, кого видела 13 лет назад. Он отвечает ей тем же только в открытую, как бывший отпрыск чистокровной семьи. И даже Мерлину не стоит знать, каких усилий стоит ему это сейчас…
У нее много морщинок вокруг глаз и выражение лица жестокое, спокойное, почти безразличное.  Но тут неожиданно магия застывшего времени их встречи рушится с появлением третьего лице. Выбравшись из-за ее руки выбежал вперед невысокий мальчишка лет десяти.
- Мама, кто пришел?! – задорно спрашивает он и подбегает к гостю ближе, чтобы разглядеть.
- Не надо, - только и успевает сказать она. Но мальчик уже и сам понял, что сделал не совсем так, как нужно и, разглядев ночного гостя, услышав мамин голос только пробормотал: «- Ооой!..» и поспешил вернуться к этой строгой женщине, в которой он до сих пор мог угадать черты девушки с которой ругался до хрипоты.
Блэк лишь только скалится. После Азкабана его улыбка приобрела совершенно собачьи черты.
Слова Амелии Боунс своему сыну (?) хлеще пощечины. Так теперь будет всегда, он знал, но смириться с этим Сириус Блэк не мог. Те кого он зовет друзьями до сих пор…
«Ловко тасует карты судьба» - сказал бы кто-то. А ты веришь в судьбу, Боунс? Я нет.
- Проходи же, - нетерпеливо.
А только потом будет  горячая ванная, новая одежда. Интересно откуда, ведь присутствия мужчины в доме не чувствуется. И потрясающе вкусный ужин.
Часы на кухне били три.
- Как ты все это объяснишь сыну? Он ведь смышленый мальчик, весь в тебя, наверняка видел все плакаты на каждом столбе и читал, что на них написано, следовательно сделал для себя выводы.
Она задумчиво и будто оценивающе смотрит из-под полуопущенных ресниц. А потом старый добрый английский джин и тихий женский шепот: «Расскажи мне, Сириус!»
И он расскажет, но даже ей не все.
А еще позже  были страны и города абсолютно чужие. Которые он не хотел знать и помнить. Помнил только кода-то привычный по пабам виски, шнапс, ром, кальвадос, сливовицу, вильямину, саке и граппу…
Я исполнил чью-то мечту, слышите?! Только вот все никак не могу вспомнить чью: кого-то из нас или героя какой-то книги. Всех тех героев и нас, что остались там, в прошлой жизни, которая была не со мной. В той жизни, где я не был предателем…

Она довольно пристально разглядывает содержимое своего стакана. Яд отыскиваешь?
У них разговоры ни_о_чем и  только молчание обо всем. Такое личное и за жизнь. Все это оказалось настолько забыто-привычным, что сразу и не заметишь новизну ощущений.
Морщится от выпитого алкоголя и удивленно смотрит на него. Стакан сиротливо составляет компанию бутылке на подоконнике.
- Ну нет, Баркер, - морщится, смеясь. – Даже непонятно кому ты сейчас польстила мне или миру. Мы с ним не настолько сошли с ума. Никаких бумажек, Мерлин упаси. Впрочем, теперь уже и никакой работы, - без всяческого сожаления. Жалеть о  потери того, чего у него никогда не было. Вот еще глупость.
Хотя.. Все же работа на небольшой магической радиостанции это тогда показалось интересным. Пророк открытый именно на этой странице, усердно подсунутый Ремом. Было бы забавно попробовать. И сова с шутливой запиской вместо резюме.
Что удивительно они ему ответили и даже не тысячей извинений, «но вы нам не подходите», «должность уже занята». А приглашением на собеседование. Лунатик настолько округлил глаза, когда узнал, что Сириус опасался, как бы те вообще не выпали. А уж слова: «Я в тебе и не сомневался, дружище!» Вызвали приступ хохота у обоих.
Вот такой и останусь навсегда. Бывший аристократишка, прожигающий наследство дяди. Благо галеонов хватит на оставшуюся жизнь. Свобода действий и выбора. Да только беда… Как-то стало чересчур скучно и однообразно. Работа как развлечение вполне в его духе.
Было бы очередное небольшое соревнование с работодателем:  долго я продержусь/сколько мы его еще здесь вытерпим.
А Хизер тем временем поднимает, подзабытый бокал и со звоном касается его стеклянного двойника у Бродяги в руке.
- Аминь!
Сегодня странный день и не менее полная сюрпризов ночь. Естественно причина одна, по которой наши мысли занимало министерство. А ведь ты бы поняла меня и не сомневалась в них. Ну… Или мы бы разнесли пол вашего отдела…
Битвы и стычки это весело до той поры, когда все начинает стихать и трупы магглов, которых успели убить эти сволочи становятся виднее отчетливо. Их потом надо пересчитывать. Это одна из наименьших причин по которым я не пошел в аврорат. Но все же весомая. Я не привык быть ответственным, Баркер, тебе ли не знать.
Война. Как развлечение и игра – сойдет. Пока не затронула кого-то близкого. Но упоенно: этого никогда не случиться со мной. Такое бывает с другими, но не со мной – заблуждение многих, которому оказлся подвержен и Блэк. Максималист, уверенный, что может защитить все и вся, когда это касается его лично и мир, делящийся лишь на черное и белое. Только иногда серые волны накрывают с головой…[Рег.. Нарс…]
Сегодня наше Рождество. Еще чуть-чуть и будут бить часы в гостиной у старушки-хозяйки. Давай сегодня забудем про войну. Сегодня она не коснется нас впервые за вот уже год. У меня прочные окна и заперта дверь. Свет в прихожей. Ей сюда не добраться. Пусть эта захламленная комната станет небольшим укрытием на одну ночь. [Мы об этом никому не скажем].
Глоток терпкой жидкости, вяжущей небо и обжигающей горло. Он уже согрелся и пожалуй, на сегодня этого достаточно. Какая-то странная необходимость остаться трезвым. Самую малость добавить даме и плеснуть себе. Поставив, впрочем, бокал рядом с бутылкой, как недавно это делала Хез. Бросить мимолетный взгляд на дом напротив. А кажется, это нелепое майское утро было совсем недавно.
В таком большом маггловском Лондоне для магов могли подобраться, разумеется, только дома стоящие друг напротив друга. [Случайность? Скорее всего, роковая.]
Присаживается рядом и хитро смотрит в глаза девушке, которая по привычке наклонила голову на бок, совсем как кошка.
- На работе говорят обо все кроме работы, дома только о работе – такая, кажется, суть у маггловской пословицы? – улыбнулся и поправил, выбившуюся кудрявую прядку, назойливо лезшую в глаза девушки.
И словно опоздавшее на пару минут зеркальное отражение. Взять в руки бокал и заглянуть внутрь. От лампы свет по всей комнате глухой, а янтарная жидкость будто светится изнутри, оставляя на ровной глади отражение юноши. Художественным тщательно продуманный беспорядком волосы и застывшая полуулыбка. Движение руки, и на поверхности небольшая волна. Развернуться к девушке и изучать задумчивым взглядом.
Обычно на рождество дарят подарки, Баркер. А у меня для тебя ничего нет. Я тебе задолжаю? Не люблю оставаться в должниках, знаешь ли.
А хочешь, Хез, возьми эту ночь и всю укутанную снегом улочку. Ненадолго жизнь без войны. Как когда-то  не так давно. В школе. Беззаботно. И чтобы помнить на всю жизнь. Чтобы ни о чем не жалеть!
В подарок только тебе!
Наклоняется ближе и целует мягко, пробуя губы на вкус. Будто первый раз. Вдыхая фруктовый аромат ее кожы. Ожидая на худой конец опелухи или привычного уклонения. Быть посему, Хез! [Уйдешь?]

Где-то далеко в ватной тишине раздается звон разбившегося стекла. А они жадно ищут потерявшееся дыхание друг в друге...[его уже не найти] Его собственный стакан звоном катится по полу, а терпкий виски темным пятном расползается по паркету. Они уже не знают этого.
В окна жадно заглядывают снежинки, подгоняемые любопытным ветром. Маленькие шпионки разбиваются об стекло, оседают на карнизе. Укрывая от взглядов посторонних. Вознося стену между миром и этим небольшим окном.
В мягко-прглушенном свете которого юноша проводит длинными тонкими пальцами по волосам Баркер, запутывается ими в еще не отросших с августа кудряшках.
[Хочу чувствовать ближе!]
… На трибунах нещадно воет ветер, того и гляди собьет с ног. А он уютно устроились на полу, на одном из самых последних рядов. Мантия то и дело раздувается куполом.
Быстро прикуривает от самой простейшей маггловской зажигалки и с наслаждением выпускает струйку дыма. Здесь эта Рози и не подумает его искать. Хотя в последнее время ему казалось, что у нее есть какие-то специальные  локаторы, которые позволяют находить его  Сириуса где угодно.
- Так так так! – раздалось за спиной ехидно-выжидательное.
А марадер быстро обернулся, чтобы посмотреть на развевающиеся на ветру кудряшки, мешающие хозяйке шевелюры. И улыбка, совершенно не раскаивающаяся, наглая и уверенная. Приглашающий жест рукой и пожав плечами девушка устраивается рядом. В глазах привычно чертики и какое-то ожидание.
- Прячешься, Блэк?
- Глупости, Баркер, - отвечает в тон и протягивает сигарету. Она не стала отказываться с возмущением или  вежливыми абсолютно не нужными словами. Аккуратно взяла тлеющую сигарету, стряхнула пепел.
Хитрый взгляд карих глаз и быстрая затяжка.
- Крепкие…
Так они и просидели, передавая табачное изделие друг другу.
- Ветер паршивый, не полетать. Все время меняется…
- А если небольшая тренировка в нелегких погодных условиях?
- Как-нибудь в следующий раз, - выдыхая клубок дыма вместе со словами.
- Легко. Что, заждалась какая-нибудь Милли? – подмигивая, интересуется, наблюдая за тем, как юноша поднимается.
- может быть. А как там, Диггори? – лукаво улыбавется. – прячешься, Баркер?
- Глупости, Блэк…
Подоконник неоправданно длинный и широкий. У него рваное дыхание. Прижимается лбом к ее подбородку и не отпустит больше никуда. Потребность, даже больше чем в воздухе.
У нас еще так много времени, Баркер! Мы ведь еще подростки и тем для игр не сосчитать!  У нас с тобой слишком часто [постоянно] равный счет. А как же негласное соглашение играть до победного? Иногда, правда, голос здравого Рема становится чересчур сильным, заставляет прислушиваться. Как он там мне говорил? Растрачиваю время и себя в пустую. Сейчас война… Что же, я не теряю не минуты, я живу! У нас впереди еще полно времени, Баркер и множество шансов выиграть. Я не верю тем, кто говорит иначе.
Прижимается губами к ключицам. И дорожка из поцелуев все выше и выше. Смотрит в ее глаза, пристально. Он никогда не спрашивает разрешения. Всегда самоуверенно и только с ней теряя эту треклятую наглость…
Слегка разводит ее руки, чтобы притянуть ближе. Чувствовать каждой клеточкой своего тела ее движения.
Пальцами узоры по спине. Цепко забираясь под джемпер.
Вдыхать аромат ее кожи. Забывать обо всем на свете. Оттолкни меня сейчас, Баркер! Потом будет поздно!
Снова найти ее губы, как спасение. Ты сошел с ума, Блэк! Пусть так! А сегодня все будет по-другому. У нас вынужденный тайм—аут, Хез.
Ведь у нас еще полно времени! И мы никому не расскажем, что иногда и нам хочется уйти от этой войны.
А на тихих улицах ночного Лондона все так же властвовала метель. Англичане не привыкшие к таким капризам зимы. Хотя в целом привыкшие к выкрутасам погоды грелись у каминов и батарей. Откровенно скучавшим снежинкам оставалось только зарываться в прически и залетать под пальто редких прохожих. Да подсматривать в уже погасшие окна, где было ровным сетом ничего не видно. В двух домишках близнецах ситуация ничем не отличалась от других… Разве что в окне второго этажа приглушенный золотисто-оранжевый свет и два темных силуэта на подоконнике. Тонкие женские руки обвивающие шею юноши и зарывающиеся пальцем в жесткие волосы. Да и сухая полоска света из-под входной двери на первом этаже.
Они заботливо укроют окно. Мороз уже начал рисовать по углам свои причудливые узоры. Пускай будет тишины и настоящее Рождество…
Переплетать горячие пальцы и  целовать ее запястья… шею… плечи.. губы..
Оттолкни меня сейчас, Баркер! Пока еще не совсем…

All this feels strange and untrue
And I won't waste a minute without you
My bones ache, my skin feels cold
And I'm getting so tired and so old (с)

Знаешь, есть такая интересная игра у этих магглов. Рулетка, то ли русская, то ли американская…  Суть Вт том. Что берется пистолет, в барабан вставляют одну пулю, крутят наугад и выстреливают себе в лоб.  А заранее готовы записки, о собственном самоубийстве. Наиболее интересной становится игра, когда в барабан добавляют по пуле. Ты наверняка ее знаешь. Так вот мы никогда не подойдем для роли игроков, стреляющих в себя, слишком скучно для нас, правила неинтересные.
Мы, Баркер, эти пули в барабане, вот кто самые настоящие игроки. Вертясь и самим решать, когда начинать свою недолгую, но яркую игру. И якобы умирая захватить с собой еще кого-то, чтобы неповадно, чтобы как можно ярче, чтобы не лезли туда, где им не место, проходя насквозь, убивая, калеча, нас лишь чуть-чуть оплавит, не смотря ни на что всегда живы и как будто бы даже в порядке. Окованные, как в метал, в эгоизм, так проще убедить себя и остальных, что нам все равно…
Девушка едва заметно щурится, прижимается прохладными губами к ключицам. По коже дрожь, легкая ткань рубашки подается тонким и проворным пальчикам Баркер.
Мы слишком похожи, Хез, и должны были бы уже давно уничтожить друг друга, играя, стремясь выиграть любыми путями. Вот только что-то поменялось. Нам нужно одно и тоже часто и это объединяет, сбивает с толку. Редко выигрывает кто-то один, чаще проигрываем оба. Так стимул продолжать крепнет. Почти наркотическая зависимость.
Как ты говорила? Любимцы Богов умирают молодыми! Это отлично подходит нам. Очередная порция свободы, когда закончатся выдумки на правила. [Когда кончатся головы, по которым идем]
Прижимает к себе крепче, целует непослушные кудряшки. Никуда не пущу тебя сейчас. Пока никто видит. Никто никогда не узнает, что мы тоже иногда согласны на перерыв. Наедине только с самими собой, хлестко разбивая все то, что творили собой и другими летом. Упражнение в остроумии. Тренировки на собственных друзьях.
Ливень на поле для квиддича в школе, мокрые сигареты. Появляющаяся кудрявая макушка из вороха тряпок на постели.. упрямый бег по ступенькам. Туго обматывать бинтом ребра. Бесконечный бег по лестнице почти на перегонки: кто первый уйдет – принципы. Сейчас хотелось смеяться своим привычно лающим смехом, вспоминая все это. Неверные правила, Хез.
И загонять прочь воспоминания о том, как кричали на поле, что говорили намерено-искренне.
Под кожей словно бы сотни маленьких иголочек, впивающихся, а по венам вместо аристократической крови течет жаркий огонь.
Полутени играют на бледной  коже девушки, отбросившей джемпер куда-то прочь, рисуют затейливые узоры, отражением каких-то предметов. Сириус выпутывается из рукавов рубашке. Позволяя ей просто и соскользнуть со спины. Легко приподнимает Баркер, усаживая себе на  колени. Стройные девичьи ноги упираются по обе стороны от него в подоконник.
Дыхание жаркое у обоих, обжигает участки обнаженной кожи. Калейдоскоп чувств и эмоций меняющийся с каждой секундой. И только одна затейливая, едва оформившаяся мысль стучит, словно барабаны в голове: сколько бы ни было их всех, я оказывается, не могу без  тебя, Баркер, гриндиллоу раздери. Тоже своего рода зависимость, только гораздо опаснее, вот, что на самом деле может погубить.
Прижиматься губами к упругому животику, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи, вспыхивающей огнем вслед за  его губами. Подниматься выше. Она выгибается действительно словно кошка. Чувствовать ее тонкие горячие пальцы.
Скользнув правой рукой по стройной девичьей спине вниз, затеряться где-то под плотной тканью джинс, придвигая Хез еще ближе, хотя это, кажется, уже не возможно.
Опустить лямки от бюстгальтера на плечи, оставляя следы от поцелуев на ключицах и шее. Провести пальцем по ее пересохшим губам, чтобы тот час целовать их, ощущая на небе привкус огневиски.
Аккуратно-затейлевая застежка поддается сильным и уверенным мужским пальцам. Чувствовать любое движение девушки всем телом также как и ощущать ненужную, спадающую ткань. Оказавшуюся между ними.
Знаешь, в чем мы выигрываем всегда у этой чертововй войны, у всех врагов и дрзей? В том, что мы сами придумываем правила для себя. Сами решаем, как жить. У нас нет обязанностей ни перед кем.  Мы свободны! Мы сами выбираем, что с нами будет!
***
Он знал, что произойдет через секунду, чувствовал безошибочно, как и всегда. Через эту дралнову секунду мужчина на полу в холодном и темном изоляторе открыл глаза. Их аристократическая синева затуманилась невероятным сочетанием гнева и боли. Его собственное сознание словно бы издевалось над ним, подсовывая во снах куски того, что, кажется, было с ним и не позволяя досмотреть до конца. Уснуть в следующий раз удастся не скоро. Глухой стон сорвался с его губ. Он уже чувствовал, как все вокруг холодеет. Появившийся дементор снова как всегда не почувствовал ничего в камере, из которой так недавно и соблазнительно доносились эмоции счастья.
И только тоскливый вой эхом будет отдаваться в просторном коридоре, по которому он удалится восвояси. Длинный, глухой, сминающий все в области грудной клетки, вырывая наружу всю боль и обиду, его уже не остановить. Иногда ему кажется, что он не выдержит и вот-вот сойдет с ума. Мы сами выбираем? Похоже, я где-то ошибся…

The anger swells in my guts
And I won't feel these slices and cuts
I want so much to open your eyes
Cos I need you to look into mine (с)