Снейп, погруженный в свои мысли, неподвижным изваянием восседал в кресле возле камина. Едва тлеющие угли были единственными источниками остатков света и тепла в его покоях. В темноте, в слабых отбликах догорающих углей и без того бледное его лицо с отсутствующим взглядом из-под полуприкрытых век превращалось почти в посмертную маску. Тишина, вязкая и душная, в это время суток стекала в подземелья со всего замка, что высился над обителью Слизерина чем-то совсем иным, самостоятельным и автономным от лабиринтов коридоров и комнат без окон, залитых зеленоватым свечением. Тишина здесь сочилась из стен и подобно незримой воде, стояла сверкающими в темноте лужами и разбегалась кругами под шагами поздних гостей.
Демоны его прошлого бесшумно бесновались в темных углах комнаты. Истерично, остервенело. Скачущие тени во тьме. И видеть их Снейп упрямо не желал. Всех их подняло из праха возвращение совсем другого, вполне реального призрака прошлого. Прошлого, которое Снейп сжег, затоптал и развеял золу чертову тысячу раз. Но вновь и вновь этот пепел местные сквозняки приносили к порогу его двери. Призрак этот невольно был частью другой, прежней его жизни. Той, воспоминания о которой были самыми дорогими и ненавистными одновременно. Ремус Люпин был всего лишь статистом во всей этой истории, но его появления в замке оказалось достаточно, чтобы память внезапно вывалила из шкафов все пыльные скелеты, которыми располагала в своем арсенале.

...Дамблдор во время праздничного ужина представляет ученикам нового профессора. Место преподавателя защиты от темных искусств за учительским столом всегда было слева от профессора зельеварения. Там восседал Квирелл, затем невыносимый и не умолкающий не на мгновение Локхарт, и десяток других профессоров до них, но Ремус Люпин в тот вечер оказался в другом конце стола. Словно Дамблдор опасался, что некогда враги примутся публично выяснять отношения, не иначе как самым примитивным мордобоем. Снейп отрывает взгляд от своих подопечных, большинство из которых не удостоили Люпина и взглядом, еще до официального представления забраковав его по одному лишь внешнему виду, и вместе со всеми профессорами одаривает полным шаблонно вежливого внимания взглядом нового коллегу. Этот их общий, хорошо разученный взгляд должен выразить приветствие, уважение и доброе их расположение, возможно приободрить нового парня, что занял проклятую должность. Юный Поттер различает во взгляде Снейпа отвращение, на что обращает внимание своих верных друзей, но Северус думает о другом. Его внезапно душит старый замок версии 70х, который  вырастает вокруг. Тот, что помнит все и не даст отмахнуться от прошлого.
И он вспоминает, какими недосягаемыми благородными мудрецами казались профессора тем, кто едва готовился примерить старую болтливую шляпу. Окруженные ореолом непогрешимости, восседающие где-то в возвышении зала. И ему становится смешно и тошно от всей этой картонной бутафории. Вот эти двое! Искалеченные, поистрепавшиеся и недобитые войной, едва не изнечтожившие друг дружку, будучи по разные стороны, и до того в школе... Оборотень и пожиратель смерти. На их фоне неврозы, алкоголизм, и другие пороки остальных за этим столом уже не кажутся ужасными. Они - прирученные чудовища директора. Один взрощен на покровительстве и чувстве долга, тщательно прикрытом благодарностью, второй же всего лишь продал свою душу.
И Дамблдор напрасно перестраховывался. Никогда они не были врагами. Не по доброй воле, не по собственному выбору. В силу обстоятельств, выбранных сторон и друзей, до нелепости формально. Даже после того, как в тринадцать лет стремление Снейпа разоблачить прОклятого мальчишку перед Лили, едва не стоило ему жизни. Отвращение, что разглядел сын Джеймса Поттера, адресовано было совсем другому парню. Всей этой ситуации и тому, как тщательно выстраивал ее старый директор школы чародейства.

Ремус Люпин вновь был исключением, почетно и лично приглашенным Дамблдором. Его назначение было оказанной честью. Должность Снейпа была поводком, который Дамблдор не выпускал из рук последние двенадцать лет. Нет, не личная неприязнь к оборотню искривила лицо Снейпа в тот первый вечер. Ему было почти физически тошно от всего Этого. От того, как настойчиво и последовательно его возвращали в ненавистное ему время. Дурно от воспоминаний, которые разбудил в нем бледный и потрепанный жизнью, сокурсник и "враг".
И вот, предсказуемо, все снова пляшут вокруг несчастного больного. Приготовление Северусом дамоклового зелья не было услугой по просьбе Люпина. Нет, задача пришла сверху. Обязательным условием, одним из многих, что не переставали поступать с тех пор, как он продался за услугу Дамблдору. За услугу, которая не спасла положения.
Шаги за дверью были едва различимы даже в этой звенящей тишине, но они мгновенно разогнали его демонов. Снейп вновь остался один в темноте пустой комнаты. Он выжидательно взглянул на дверь и с другой стороны полночный гость, наконец, постучал. Северус поднялся ему навстречу. Взмахом волшебной палочки он заставил вновь вспыхнуть пламя в камине, и сам тут же скривился от ударившего в глаза света.
В освещяемую присмеревшим пламенем, часть конаты шагнул Люпин. Он выглядел старше, чем должен был. Отблески огня отчетливей выделяли тонкие полосы шрамов на бледном, изможденном приближающимся полнолунием, лице. По части увечий эти двое стоили друг друга. Не все раны бывают видны глазу. Но те, что испещряют где-то с изнанки умеют болеть, кровоточить, а порой и гнить, гораздо дольше.
- Оно в кабинете, - только и произносит он, не найдя подходящего приветствия и обозначив его легким кивком головы. Его не удивляет столь поздний визит, но соврешенно не представляется беседа между ними. Неопределенным жестом он приглашает Люпина покинуть его комнату, в которой тот не успел и оглядеться.