Ирма касается порт-ключа, который накануне был изготовлен для всех чистокровных сотрудников Министерства магии, и распахивает глаза уже оказавшись недалеко от места проведения похорон. Еще мгновение, и она становится во главе людской реки, на лицах которых застыли все возможные оттенки скорби, по большей части фальшивой. Коллеги, которым сдержанно кивает миссис Блэк, в этот раз превзошли сами себя. Однако, шоу должно продолжаться. И ведьма отнюдь не против исполнить выбранную ею самой роль «пастыря», который направит стадо овец именно туда, куда ему нужно. Конечно, лишний раз поворачиваться ко всем этим очаровательным людям спиной не хотелось, но сегодня за свою жизнь можно было не беспокоиться. Сегодня – жертва не она.
Возглавлявшая процессию миссис Блэк, всматривается в пропитанные надменностью и гордыней, надгробия и памятники, с глухим раздражением отмечая, что представителей благороднейшего и древнейшего семейства, здесь много. Слишком много. Вот Ликорис и Магента Блэк, урожденная Трип. По правую руку от него нашли покой его сестры – Алексия, Фиби и Хестер. Мисапиноя должна была быть похоронена на семейном кладбище Блишвиков, однако, стала первым и пока единственных исключением среди женщин Блэк, и примеру многих не последовала. Они с Джимбо не ладили, и было время, когда во многих салонах из уст в уста, приглушенным шепотом, кумушки делились предположениями, коих волновал вопрос, не нарочно ли мистер Блишвик упал со своего утеса, хранителем которого являлся. Сплетни сплетнями, вот только последней волей волшебницы, стало желание покоиться на семейном кладбище Блэков, будучи как можно дальше от ненавистного супруга и его семьи, которая так никогда и не приняла женщину. Скандал поднялся еще большей силы. Ей могли простить убийство мужа, но не нарушение традиции. Еще бы!
Ирма не смеет отвести взор, глаза её смотрят с немым укором, будто это может заставить небеса исторгнут из себя молнии, которые обратят мрамор и гранит в пыль, а земля разверзнется, явив изумленной публике оживших благороднейших и древнейших. Однако, ничего подобного не происходит. Лишь ряды становятся плотнее. Как и ряды паствы за её спиной, что скорбно вздыхает. Сигнус Блэк I и его жена Элла, Арктурус Блэк I, Сириус Блэк I, Финеас Найджелус Блэк с супругой Урсулой Флинт, Элладора Блэк, Сириус Блэк II с женой Хестер Гамп, Финеас Блэк, наконец родители Поллюкса – Сигнус Блэк II и Виолетта Булстроуд, а также его дядя и тетя – Арктурус Блэк II и Лисандра Яксли. Течение времени неизбежно, пусть многие предпочли забыть об этом, в основном потому лишь, что долгое время самая свежая могила принадлежала Ликорис Блэк, который скончался в 1965 году. Затем, время снова напомнило о своей власти, препроводив в объятья вечности её среднего сына – Альфарда. Сегодня оно незваным гостем вновь явилось за Орионом Блэком.
Разумеется, не было и речи о том, чтобы ограничивать круг тех, кто пожелает проститься с почившим. Каждый подданный имеет право проводить своего короля в последний путь. Правда, эти некоронованный короли всея Британии, разумеется, допустят лишь своих чистокровных подданных. Как и во всех подобных случаях, список получился не таким длинным, каким мог быть, но и не таким коротким, как многим из них хотелось бы. Среди прочих – ближайшие родственники. Арктурус Блэк и Мелания МакМиллан, с дочерью Лукрецией и её мужем Игнатусом, непокорная Кассиопея Блэк, не пожелавшая выйти замуж и её брат, Поллюкс, их с Ирмой старшая дочь Вальбурга, а также младший сын Сигнус Блэк III с супругой Друэллой, в сопровождении обеих внучек − Беллатрикс уже Лестрейндж и Нарциссы уже Малфой. Разумеется, здесь и единственный прямой наследник по мужской линии – её внук Регулус.
Что же касается всех остальных… Проверять все и вся приходилось в тысячный раз. Но избранные, состоявшие на службе в Министерстве Магии, все же были отобраны и клятвенно заверили, что почтут за честь отдать мистеру Блэку дань уважения.
Паства прибыла. Лучшие места, увы, уже заняты, поэтому, каждый довольствуется тем уголком, которое определено ему высшей властью. Кажется, этим занималась Друэлла. Или Вальбурга? Не важно, главное, что никто не посмеет выказывать недовольство. Ирма занимает свое, становясь позади дочери, слева от неё (по правую руку находится Поллюкс). Оба они напоминают двух стражей, готовых защитить вдову от любых напастей, стервятников и злых духов, если это понадобиться. Впрочем, это, разумеется понадобится. Ведь «Король мертв», а по кладбищу очень скоро разнесется «Да здравствует Король»!
Да будет так. И да начнется фарс.

Спаси наши души, мастер Салазар…

Комнаты двенадцатого дома на Гриммо Плейс в тот день пропитались ядовитой клаустрофобией. Стены представлялись то игральными картами, падающими при малейшем дуновении, то тисками, сужающимися медленно и безжалостно. Кабинет: узкие окна, изысканная мебель, нагромождения артефактной рухляди - и в этой "берлоге вервольфа", на винтажном диване, метался в предсмертной в лихорадке лорд Блэк. В этом интерьере он выглядел абсурдно и нелепо – мокрая полурасстёгнутая батистовая рубашка, восковые черты, длинные тени от ресниц на бледных щеках. Он смотрел прямо и сквозь, его глаза напоминали колодцы, до краёв наполненные чёрным горьким ядом, и яд этот оставлял осадок на всём, на чём остановил бы взгляд хозяин Дома. Так и она в тот день напрочь пропиталась им, не в состоянии вынести медленный и мучительный уход из жизни супруга. И была уже готова взмолиться Мерлину, Салазару - да сразу всем Основателям! - лишь бы эта агония прекратилась, но только в восьмом часу вечера она достигает своего мучительного апогея. И вот поза страждущего становится небрежной и спокойной, а до неё вдруг доходит осознание того, как же она теперь бессильна и ничтожна - со своими дрожащими руками и мёртвым мужем. Свеча роняет свои горячие восковые слёзы на столешницу осиротевшего стола из красного дерева, бьют часы в холле, обозначая точное время, и удары гулко отдаются в стенах Дома. Лорд Орион Арктурус Блэк скончался в восемь часов вечера 30 мая 1978 года. Так напишут в некрологах.
Она сидит с ним до тех пор, пока чьи-то руки не поднимают её за плечи и не подсовывают под нос фиалы с зельями. Как не странно было иллюзорно ловить красоту увядания, иллюзорно отворачиваться от уродливости данного… а мы тут все известные иллюзионисты, разве нет? Кому-то зелья, кому-то слова, кому-то - слепая вера.
И вот день похорон.
Золотой жаркий корабль солнечного утра поднимает в небе свои огромные паруса, освещая мир бережной, певучей лирикой. И тем мрачнее выглядят рваные края чудищем наползающей где-то вдалеке, с севера, тучи. Гроза, точно будет гроза. Пройдет ли мимо? На голых ветках чернильными кляксами неподвижно сидит нахохлившееся вороньё, и пыльный медовый воздух наполнен нервным, тревожным ожиданием чего-то скорбного и зловещего.
Если бы она обратила внимание, то заметила бы, что тут собрался весь свет магической Британии. “До” и “после” случившегося смешались в сознании вдовы Блэк лишь отголосками безумной какофонии звуков, слов, предложений и согласований. Нет, она не занималась всем этим, она не занималась вообще ничем – все сделали родственники. Строго, чинно и дорого - на уровне. Но разве ж она заметит?
Оказавшись у фамильного склепа Блэков в обществе родителей и сватов она понимает, как же это всё неправильно. Уж родители точно не должны хоронить своих детей. Это неоправданная жестокость жизни, это искажение бытия, это… и если бы не страдальческий взор на эбеновый гроб, в котором…
Лежит Её Орион…
Она бы ни за что не поверила в смерть мужа!
Так часто виденный в детстве: "ну наш кузен, тот щуплый" - не иначе, у этого воспоминания голос родного брата! - задумчивый и словно не от мира сего, но разговаривает вежливо, будто взрослый, даже когда они оба были детьми, белокожий - как и все Блэки. Два голубых озера в темных ободках, насмешливый взгляд и рассеянная улыбка - было в Орионе что-то парадоксальное, тревожное, словно подозрение в давней, нераскрытой родителями шалости.
Орион в строгом фраке, вплетающий ей в волосы белые камелии, Орион - поджарый, изящный, с разметавшимися по подушке волосами, Орион, лишь один раз сказавший, что любит и никогда не требовавший ответных слов. Ворчливая нежность, прорывающаяся временами сквозь фамильную маску. Орион - как фон, как рука, на которую всегда можно опереться. Как что-то обыденное, маловажное, но неотъемлемое. Вечное.
Знаете, мои каменные лорды и леди, чем мне был дорог Орион Блэк? Нет, даже не тем, что он действительно меня любил, хоть и не с первого взгляда - хотя это, безусловно, тоже имеет значение… Он был волшебником, благодаря которому я впервые ощутила - ещё неосознанно, почти по-детски - потребность в материнстве. Без слов, непостижимо, тихо и старательно он вложил в меня осознание того, что лучшее, что может быть на свете - это новая жизнь. Новая - и снова твоя, бесконечно родная, соприкасающаяся с тобой в точках изначальной теплоты. Я знаю, вы поймете меня, лорды и леди Древнего и Благородного рода, и не станете, когда придет мой час покинуть мир, осуждать за близкородственный брак и после за то, что не смогла вовремя заметить хворь, вовремя вылечить, вовремя обратиться к колдомедикам… да и много еще за что.
И вот сейчас я смотрю на ваши гранитно-серые лица и понимаю: вы были правы, когда говорили, что я склонна - как там? - к непозволительным для чистокровной волшебницы слабостям.
Появление брата выводит Вальбургу из бессознательного мемориального дурмана, и снова звучат слова соболезнования. Но эти хоть немного отличаются от сказанных ранее и шаблонных, хотя бы многозначительными переглядами с матушкой. Нет, она не в том состоянии, чтобы обратить на это внимание, но мучительно сводит брови - расслабление, приносимое зельем на основе морфия, всегда мешает встряхнуться и сосредоточиться на текущем моменте, но в столкновении с усилием воли каждый раз по-прежнему терпит поражение. Она принимает слова брата кивком, и молчит. Но пора, давно пора, и мать с отцом это понимают, но пока чтут безмолвное ожидание. Ждут.
Выжженные назвали бы это врождённым дефектом души, в которой недостаёт части, отвечающей за человечность. Вдову Блэк теперь можно полноправно назвать калекой, это будет правильно - в людях есть подсознательный страх перед такими; но она сильна, удивительно сильна в своём горе. Ведь превращать тупик в дорогу - это сила, а не слабость. Должно быть, поэтому она не может переступить границы, установленные веками. Границы, запрещающие упасть на тело мужа, запрещающие рыдать и выть, когда это так нестерпимо хочется.
- Надо начинать. - обратившись в никуда, еле слышно говорит волшебница. Регулусу, матери, отцу – не важно, но она уверена, что обращение дойдет до адресата. Иначе это просто невыносимо.

Отредактировано Walburga Black (2015-03-06 11:43:11)