Momento Amore Non Belli

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Momento Amore Non Belli » Альтернативные реальности » Mother knows best, listen to your mother


Mother knows best, listen to your mother

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

http://sd.uploads.ru/aFhBX.png
Действующие лица: Друэлла Блэк и непокорная ее дочь.
Время и место: 1970 год. Пасхальные каникулы. Поместье семейства Блэк.

0

2

Il nous faudra du courage
Mais
Tu ne le dis pas!
Inévitable naufrage
Mais
Tu ne le dis pas!
Et là
Voir le monde se défaire
Mais
Tu ne le dis pas!
Quoi
Qu'il n'y a plus rien à faire
Quand tout vole en éclats. ©

Задувающий во французское окно легкий ветерок, шаловливый, словно призрачное дитя, ворошит листки пергамента. Женщина, сидящая за столом, отложила перо, и не замечает, как трепещущий верхний листок приблизился к краю стола, и вот-вот подберется к письменным принадлежностям. Она продолжает рассеянно щуриться, глядя на залитую солнечным светом листву своего садика.
Друэлла Беатрис Блэк надеялась, что, перестановка секретера вплотную к раскрытому окну, поближе к дуновениям свежего воздуха, запаху земли и пробуждающейся природы, каким-то образом сможет ей помочь. Однако, даже намека на успешное разрешение проблемы все еще как не бывало, но она хотя бы не меряет шагами комнату, словно загнанный зверь, — немалый шаг вперед в сравнении с тем, что происходит всякий раз, как она гадает, куда, ради всего святого, снова запропастилась Меда.
Листок снова трепещет под ветром и на этот раз сбрасывает перо, и оно падает на столешницу. Друэлла инстинктивно дергается вперед, но преуспевает лишь в том, что резко толкает чернильницу, из которой выплескиваются несколько довольно крупных капель, и те, ударившись о стол, «украшают» брызгами ее нефритовых тонов платье.
Миссис Блэк гневно вспыхивает, но лишь на мгновение, с тем, чтобы, успокоившись, разочарованно выдохнуть.  Что же, концом света случившееся никак уж не назовешь. Очищающее заклинание все еще прекрасно работает, да и денег в распоряжении семьи Блэк столько, что она, и все её дочери не смогут растратить его, даже если возьмут в привычку поливать свою одежду чернилами. Не за чем так расстраиваться. Тем более, что для этого есть другие, более подходящие причины.
«Я должна узнать обо всем наверняка», − эта мысль не желает уходить, преследует и лишает сна. Потому что ведьма прекрасно понимает, что она не просто должна, а обязана. Женщины, носившие фамилию Блэк, не могли позволить себе пренебречь долгом, как не могли позволить себе быть слабыми. Об этом часто говорила свекровь – Ирма Блэк, а также, при каждом удобном случае напоминала золовка – Вальбурга. Сама Друэлла знала об этом не хуже их, и, стоило кому-то затронуть эту тему, роняла скупые замечания о том, что о давлении высшего общества, матери троих детей известно всё. Притом досконально. И несмотря на это, Миссис Блэк достойно несла свой крест, продолжая традиции древнейшего чистокровного рода. Эта семья по-прежнему не давала возможности судачить о себе, за которую мертвой хваткой вцепились бы очень многие, осознавая, что попытки сломать тех, кто не желает склоняться, будут предприниматься во все времена. Точно также, обещает быть вечным желание сволакивать вниз людей, живущих на уровне более высоком, а не подниматься до него самим. Это всегда проще. Это вполне объяснимо.
Но как можно понять поведение собственной дочери, собственной плоти и крови, которая делает ровно то же самое? Неужели она не видит, что творит и чем это может обернуться? Семью ждет скандал, внушительное число вылитых ушат грязи, лжи и лицемерия, удар такой силы, после которой невозможно будет оправиться. Маленькая неблагодарная мерзавка, кажется, приблизилась к цели, о достижении которой мечтали слишком многие, непозволительно близко. И с этим нужно было что-то делать.
Друэлла опускает взгляд на созданные ветерком чернильные узоры. Самое время заменить их чем-то более осмысленным.
«Как и мои мысли».
Снова нужно встать, когда сил на это, кажется, уже нет. И явиться пред ясными очами Андромеды, пока еще Блэк, понимающей и всепрощающей матерью. Которой она никогда не была. И не будет.
– Хозяйка… – раздалось за спиной миссис Блэк. Скрипучий голос принадлежал отвратительного вида существу с большими глазами. Появление домового эльфа могло означать только одно.
– Вернулась, наконец? – спросила женщина, оборачиваясь и чуть склоняя голову набок.
Эльф кивает и опускает огромные глазищи в пол.
– Все подготовлено?
– Да, хозяйка… Сейчас, хозяйка, – эльф расторопен, и долго ждать не приходится. В комнате незамедлительно появился поднос с двумя чашками чая.
– Позови Андромеду. Заупрямится, аппарируй её прямо сюда, – произносит Друэлла, отмеряя достаточную для дочери дозу чудесной, отменной Сыворотки правды, которая тут же отправляется в её чашку.
Эльф исчез, а через несколько мгновений, в течении которых мадам Блэк успела привести в порядок не только секретер и рабочее место, но и скрыть с глаз все, что могло бы указать на её душевное состояние, раздался робкий стук в дверь.
– Войдите, – откликнулась женщина, опускаясь на атаманку, обитую черным бархатом.

+1

3

Андромеда никогда не была легкомысленной. Наоборот, леди был более, чем рациональна, и прекрасно осознавала, если пропадать днями напролет вдали от отчего дома, этот факт не останется без внимания. Что стоило бы чередовать свои побеги с занятиями, которые позволяли бы оставаться у всех на виду. Но юная леди ничего не могла с собой поделать. Снова и снова, обещая себе, что непременно будет осторожнее с завтрашнего дня, она вновь пренебрегала хоть какой-то конспирацией. Вчера она столкнулась на лестнице с Нарциссой,
будучи облаченной в свой самый маггловский наряд, который только могла соорудить из того, что нашлось в ее гардеробе. От глаз сестры странность эта не укрылась, но славная, чудесная Нарцисса не из тех, кто поспешит лезть в душу или чужие дела. И за это ее в благодарность хотелось расцеловать. Была бы это Беллатрикс, Андромеде бы не удалось так легко улизнуть от разговора, лишь сверкнув заговорчески глазами и устремившись дальше без каких-либо объяснений.
На этой неделе она уже дважды пропустила ужин, потому что не в силах была расстаться с очаровательным своим мальчишкой, покидать которого приходилось каждый чертов вечер. И ни один из доводов рассудка и здравого смысла не в силах был удержать ее дома. Там, в каком-то внезапно совершенно ином, сказочном, необъятном Лондоне она не могла надышаться своими впечатлениями, восторгами, запахами и чувствами. Не могла надышаться славным, забавным юношей, тосковать по которому начинала от одной лишь мысли, что день этот, как и все другие, растает в вечерних сумерках. И если еще полгода назад лишь правдоподобным сном казалась вся эта череда событий, что проносились вихрем, словно на старинной, красивой карусели, теперь же ненастоящим казался родной дом. Словно многовековое мифическое чудовище, он так много лет дремал в тени, окружавших его, идеальной формы деревьев. Дыхание его сквозило в половицах едва уловимой жизнью. Только вот жизнь эта,
размеренная и незримая, была едва ли не единственным оживлением в этих стенах.
Бесконечным его коридорам - венам, величественно украшенным огромным помещениям отчаянно не хватало жизни. Той круговерти, движения и восторженности, которые внес в жизнь юной дочери благородного семейства вздорный паренек. И которых теперь так отчаянно не хватало ей в те часы, когда его рядом не было. В часы, когда восторг ее от происходящего с ней переполнял настолько, что казалось стук ее сердца оглушительно бьется, слышимый даже в самой дальней, Мерлином забытой, комнате для гостей, сотрясает стены, эхом звенит в хрустале.
За ужином в тяжелой, вязкой тишине, прерываемой редкими размеренными формальностями, Андромеда, едва успевшая вернуться домой вовремя, не успев толком и отдышаться, словно в далеком детстве, едва ли не начинала ерзать, пытаясь удержать в себе все свои эмоции и слова, которые хотела бы обрушить на дражайших своих родственников. В этом доме, среди членов своей семьи, ближе которых когда-то никого у нее не было, впервые за свою жизнь она билась словно птаха, угодившая в силки. Хотя Андромеда искренне не любила этих пошлых сравнений о птичках в золотых клетках.
И не насмотреться, и не надышаться, всегда будет мало. Неба, лета, воздуха, Его. Она бежала по дорожке, чтобы поспеть за собственным сердцем. Размеренный шаг леди сейчас был бы невыносимым испытанием. Бег - вольность, которую она когда-то позволяла себе и до знакомства с неуемной энергии мальчишкой. Дань осторожности, теперь, когда до нее уже и не дотянуться, - вернуться после полудня, спуститься в гостиную и терзать рояль, чтобы никто не усомнился в ее присутствии. Лишь сменить наряд на что-то более подобающее юной Блэк, а не девушке, вернувшейся из маггловского кинотеатра. Она почти преодолела лестницу незамеченной, но на последней ее ступени едва не оступилась, когда домовой эльф внезапно возник в футе перед ней.
- Леди Блэк, желает вас видеть.
На фоне своих организованных сестер, Андромеда всегда была дочерью хаоса. Ее комната была царством творческого беспорядка. Книги не возвращались в библиотеку, пока их не скапливалось достаточное количество. Они были всюду, на подоконниках, туалетном столике, у изголовья кровати и даже под подушкой. Сборы на свидания тоже не способствовали порядку. Наряды, не прошедшие конкурс, сваливались на банкетку, отправлялись на кровать, что-то и вовсе лежало на полу. Среди этого теперь в самые короткие сроки требовалось отыскать что-то, что походило бы на наряд, в котором Андромеда могла совершать прогулку по округе, с которой только что вернулась. И тревога, охватившая ее, не способствовала ловкости и быстрому ориентированию в собственной комнате. Меда спешно переворошила платья, что горой лежали на кровати, отыскав желанное, лишь после того, как трижды подержала его в руках до этого. Несколько раз она подбегала к зеркалу, чтобы убедиться, не выдает ли внешний вид ее тайны. Тревога тем временем обращалась почти паникой.
Ее разоблачили. А если не разоблачили, то ее отсутствие уж точно не осталось незамеченным. В этом доме никому нет дела до других, пока ты не совершаешь какую-то оплошность. А она сплоховала. Не жалела ни на секунду о содеянном, да и оплошностью в жизни бы все случившееся не назвала, но в глазах родителей, да и сестер, это было падение лицом в грязь. В грязь, что так долго учили презирать. И ни на секунду она не верила, что делали они это лишь потому, что сами не знали, что внушают лживые устои. Нет, это было частью системы, неизменной, построенной на лжи, но единственной, в которой благородные и привилегированные способны и согласны были жить. Главный вопрос заключался в другом, это Андромеда уяснила, - На что согласна она.
Девушка, гордо вскинув голову, шагала по коридору, источая уверенность, и десятой части которой сейчас у нее не набралось бы на самом деле. Но впервые за долгие годы чудовище, заключенное в стенах поместья, казалось, ожило. Пробудилось от ее волнения и теперь пульс его глухим эхом отдавался под ее каблучками, в поддержку, или предвещая неприятности, предупреждая юную авантюристку. Дубовая дверь на ее пути, за которой ждали ее ответы, выбила немым своим укором остатки ее уверенности и Андромеде потребовались несколько секунд и вся ее воля, чтобы отважиться постучать в нее, прежде, чем отворить и ступить внутрь. Она прекрасно осознавала, кто ждет ее по ту сторону. Друэлла никогда не внушала дочери страха, но в это мгновенье Андромеда не могла избавиться от невольного сравнения этой комнаты с ареной Колизея, на которой не ждет ее легкая слава. Друэлла прощала ей неоднократно юношеский максимализм и легкий нрав, что сподвигал Андромеду порой на невинные глупости и ребячество. Порой с легкостью, иной раз со скрипом и строгим взором, обещающим кары в случае, если история повторится.
Что бы не стало известно Друэлле, карие глазищи крошки Меды ее уже не растрогают и не остановят в порыве воспитательного гнева. Ее пропажи не остались незамеченными и она не вспомнит ни одного оправдания, которые так тщательно планировала изо дня в день, и позабыла все разом. Двум смертям не бывать, - крутилась снова и снова у нее в голове. Так говорил Тед. Вот уж не о том ты сейчас думаешь! - вскинулась мысленно юная леди сама на себя.
Двум не бывать.
- Ты звала меня?
...Одной не миновать.

+1

4

Hear your heartbeat
Beat a frantic pace
And it's not even seven AM
You're feeling the rush of anguish settling
You cannot help showing them in
Hurry up then
Or you'll fall behind and
They will take control of you
And you need to heal the hurt behind your eyes
Fickle words crowding your mind ©

Безумие. Когда-то очень давно (по ощущения, как минимум в прошлой жизни, не раньше), Вальбурга сказала, что безумие – часть каждого, кто родился в древнейшем и благороднейшем семействе Блэк. «Именно родился, дорогая», − очередная шпилька в адрес Друэллы обыкновенно выдавалась с нечитаемым выражением лица и безупречно любезным тоном. Женщина не реагировала на подобные выпады ни тогда, когда это только началось, ни сейчас, тем самым лишая сестру мужа возможности понять, достигла ли её колкость цели. Незачем, в конце концов, давать повод изобрести что-то новое, дабы изводить «эту Розье». Пусть она думает, что права, и целую вечность попрекает её только тем, что Друэлла – Блэк только в замужестве, но не по крови. Но на самом деле… Что ж, об истинном положении дел, в какой бы то ни было сфере жизни чистокровной аристократии, говорить было не принято. Отчасти и потому, что все всё итак прекрасно знали. Знали и о том, что безумие, коим отмечен род Блэков, течет не только по венам, наполненным чистой кровью. Оно также и в воздухе, котором дышат обитатели особняка. Оно в мертвой, оглушающей, но такой торжественной тишине, царящей в этих стенах. Оно пропитало даже сами стены, которым суждено пережить всех тех, для кого они были выстроены. Оно почти осязаемо. Оно неизбежно отравит каждого, к кому прикоснется. Мелания МакМиллан, Ирма Крэбб, даже сама Друэлла чувствовала, как безумие овладевает ей, постепенно, незаметно, но неотвратимо. И неизбежно. От этого не убежать. Никому. В конце концов, далеко ли можно убежать от самого себя, от собственной крови? Зачем же бежит её средняя дочь? Бежит с упрямством и упёртостью Беллатрикс, бежит с грацией Нарциссы, бежит без оглядки, подобно самой Друэлле. В чем причина?
«Давай, признайся, хотя бы самой себе. Ведь ты прекрасно знаешь, что могло подвигнуть её на это. Ты слишком хорошо знаешь своих дочерей».
Разумеется, вопрос был лишь формальностью. Потому что причина подобного поведения могла быть только одна. Любовь. Не детская глупая влюбленность, нет, именно, любовь. Все та же Вальбурга, все в той же жизни, которая осталась так невообразимо далеко позади, сказала, что женщина Блэк любят глубоко, неистово и искренне, вновь не преминув уточнить, что чувства столь сильные присущи только тем, в чьих жилах течет чистая кровь благороднейшего и древнейшего семейства. Кажется, тогда все еще мисс Розье, в недалеком будущем миссис Блэк, не удержалась и сказала, что это не удивительно, учитывая, как тонка грань между безумием и любовью. Да и так уж ли она тонка? Ты чувствуешь, как падаешь в пропасть, как яд расползается, отравляя тело и душу, как мучает жажда, бесконечная, неутолимая и бездонная. Что это? Любовь? Безумие? В равной степени похоже как на первое, так и на второе. Что ж, еще одна возможность убедиться, что Друэлла стала частью дома Блэк и принадлежит ему безраздельно: душой, плотью и кровью. Принадлежит ли Меда? И что она чувствует? Поняла ли, что полюбила? Поняла ли, что отныне – безумна? Впрочем, скоро ответы на все вопросы леди Блэк добудет. Жаль только, что при помощи сыворотки правды.
−Звала, −отвечает женщина. – Присядь, − просит, пока еще просит она, указав Андромеде на место напротив.  Отстраненно и безразлично, мадам Блэк отмечает, что даже после всех своих стараний, призванных сделать это кресло выглядящим уютно и хоть сколько-нибудь комфортно, оно по-прежнему смахивает на те, что были созданы специально для допросов опасных преступников. Остается надеяться, что разница в восприятии у матери и дочери все еще довольно ощутима. 
− Ты в последнее время много времени проводишь вне дома. Не думай, что я недовольна, однако, мне немного обидно, что ты скрываешь от меня, куда именно отправляешь, − тонкие пальцы смыкаются на тонкой теплой фарфоровой поверхности чашки, которую женщина подносит к губам и делает небольшой глоток. – Мы могли бы обсудить это за чашкой чая, как не делали уже довольно давно, − Друэлла слегка улыбается и возвращает чашку на место. Сопровождает действо легкий серебристый звон, когда донышко соприкасается с блюдцем. Меда, конечно, не спешит отвечать. Пока что. Чашка чая, за которую она так решительно взялась, и которую она не оставит в покое, пока не выпьет её содержимое до дна, на время избавит от необходимости отвечать матери. На то, собственно, и был расчет. Сыворотка правды действует практически сразу же, и ответы на все интересующие мадам Блэк вопросы будут получены. – Расскажи же мне, где и с кем ты так часто пропадаешь? Мне любопытно, плодотворны ли эти прогулки...

+1


Вы здесь » Momento Amore Non Belli » Альтернативные реальности » Mother knows best, listen to your mother


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно