Чтоб не было все так печально,
Сорвал с себя Твою печать я!
Отец, разлука изначально
Уже замыслена в зачатьи,
Уже исполнена в рожденьи
И продолжается до смерти.

Он проходил здесь каждый вечер. Чтобы соседи не стали случайными свидетелями его аппарации. Чтобы не прибегать к перемещениям по каминной сети, потому что камин находился в гостиной, вечной обители старины Тобиаса. Чтобы в очередной раз одним лишь своим появлением заставить скривиться губы местных обитателей.
Это был один из тех идиллических районов, которые для проживания выбирают столь пошло и напоказ идеальные семьи с рекламы сухих завтраков. Белокурые, с окаменелыми прическами женщины, которые в белоснежных передничках достают из духовки жаркое на ужин. Их мужья носят одинаковые, строгие костюмы и, выходя на работу все в одно и то же время, кажется, обладают совершенно идентичными портфелями и походками. Их детки, как правило, тоже все на одно лицо. Не самые смышленые, но по праздникам собравшаяся по случаю родня будет с положенным энтузиазмом истекать восторгом и умилением, наблюдая, как этисамые детки читают стихи, поют или терзают старенькое пианино, которое до него так же терзали мама и бабушка.
Улица поворачивала и через девять домов плавно перетекала в Паучий тупик. К неудовольствию местных снобов, он не сверкал так, как их Королевство. Не лоснился идеально выстриженными лужайками, обнесенными белоснежным частоколом и не мог похвастаться гармонией в цвете ставень соседствующих домов. Потому местные жители предпочитали притворяться, что Паучий тупик не имеет к их району ни малейшего отношения, мысленно отгородив неудобную им улочку невидимой, высокой стеной безразличия и пренебрежения. Хотя редкому случайному прохожему Паучий тупик мог бы показаться более приятным и располагающим к себе, хотя бы потому что производил впечатление места, где проживают люди, а не картонные персонажи рекламы консервированного горошка из ближайшего универмага.
Северус вырос всего в паре десятков ярдов отсюда, но все равно выглядел здесь посторонним и неуместным. Ссутулившаяся тень в черном, "Сын этих ужасных Снейпов". Его присутствия в их прекрасном районе предпочитали не замечать. Живой призрак, он проходил здесь каждый вечер, оставаясь показательно незамеченным местными обитателями.
Юноша сворачивает в Паучий тупик, и закатное солнце, оставшись позади, вытягивает его тень. Она суетливо ползет вперед, вырываясь из-под его ног, скользит по проросшим травой трещинам в бетонных плитах тротуара, силясь дотянуться до ступеней их дома, последнего на этой улице. Ей отчего-то невыносимо важно добраться до дома раньше бледного, черноволосого юноши.

Он покорялся ему скорее по привычке. Позволял ему оставаться хозяином в доме, потому что так того хотела мать. А еще больше, потому что все они так привыкли. Тобиас был всегда и как следствие был данностью, неотъемлемой частью мира и жизни конкретной их семьи. Он был хронически пьяной, орущей, распускавшей руки и несправедливой, но привычной данностью. И до определенного момента Северусу не приходило в голову, что может быть как-то иначе. Что столь ненавистный порочный круг можно разорвать.
Лет в девять Северус покорялся его силе и сжав зубы, терпел тяжелые удары. Отец бил, как правило, ладонью, наотмашь. И тогда на секунды темнело в глазах. Реже, как ему казалось, за провинность, чем-то подвернувшимся под руку. Лишь однажды кулаком. Увесистый удар в одно мгновенье погасил все цвета и окрики Эйлин.
В тринадцать Северус ершился, едва слышно огрызался на замечания издалека и каждый раз клялся себе, что вырвется из этого логова, едва окончит школу. Но что делать с Эйлин? Оставить с Ним? Она не пожелает уйти, раз не ушла до сих пор.
Вскоре после своего семнадцатилетия Северус, оставшись однажды в доме наедине с отцом, дал понять Тобиасу, вздумавшему затеять очередную ссору, что все изменилось. Увесистая оплеуха, чтобы отошел от стола и уступил место отцу. Палочка взметнулась в воздух. Тобиас шарахнулся, но тут же вспомнил: "Врешь, маленький ублюдок! Тебе нельзя пользоваться этой штукой!" - с издевкой пропел мужчина. В ответ сын, не сказав ни слова, сделал остервенелый взмах и бутылка с остатками бурбона, стоявшая на столе рядом с Тобиасом, со звоном разлетелась на осколки. Они угодили в оконные стекла и кухонную утварь и вся комната гудела еще несколько секунд. Один из осколков рассек Северусу скулу, несколько вонзились в плечо Тобиаса. Взвыв непечатными ругательствами, мужчина привычно хотел было метнуться вперед к парню, но Северус вскинул палочку к его носу и каким-то совершенно неведомым чудом это смогло его остановить. Юноша при всем желании не успел бы произнести ни слова. Его язык засох, кажется, где-то глубоко в глотке. Ни угрозы, ни оправдания, ни заклятья. Тобиас размазал бы его одним ударом. Но показательное выступление возымело свой эффект. "Тебе нельзя..!" - проорал он еще раз, но в голосе его уже не было прежней уверенности. Это была последняя попытка запугать Северуса и вернуть свои позиции. "Думаешь?!" - неожиданно для самого себя хищно оскалился Снейп и черные его глаза полыхнули недобрым огнем. В горле пересохло и голос звучал непривычно хрипло. Он проделывал это десятки раз. Но в школе, со сверстниками и никогда с Ним. С тем, кто всегда был той самой могущественной силой, способной сломать его одной лишь своей огромной рукой. Из груди мальчишки вырвался негромкий, дрожащий и рваный смех. "Я могу проделать то же самое с твоей головой!" Произведенный эффект требовалось срочно закрепить. И его воля, Северус ради этого разнес бы вдребезги всю кухню, но Эйлин не одобрила бы эти методы. Столь неблагородное запугивание магии неимущего. Но ведь Его никогда не останавливало, что кто-то слабее него. Заклятье слетело с бледных, дрожащих губ, и Тобиас схватился за горло. В его глазах был уже даже не испуг, паника. Тобиас Снейп задыхался на собственной кухне, словно в дурном сне, по мановению волшебной палочки. На глазах родного сына, и учинившего эту расправу. Его рука заметно дрожала. Северус и вовсе чувствовал, как отмирают в ней какие-то непременно бывшие когда-то важными нервы и сухожилия. Его трясло. От боли к глазам невольно подступили слезы и кухня слабо дрожала перед его взором. Он чувствовал как несколько капель сорвались вниз, скатившись по бледным щекам. Но испуг в черных глазах затопило любопытство. С перекошенным от боли и злости лицом, с кровоподтеком на щеке он не сводил взгляда с грубых пальцев, что расцарапывали могучую шею, не иначе, в попытке содрать с нее кожу. Усилием воли он заставил себя прекратить пытку. Тобиас со свистом вдохнул воздух и рухнул на колени. Из глаз его брызнули слезы, и Северус на мгновенье даже устыдился содеянного. Но еще больше он испугался последствий. Не кары Тобиаса. Не сейчас. Хотя теперь впору было опасаться, что отец убьет его во сне. Это были пьяные и пошлые слезы, в очередной, тысячный раз о несчастной его судьбе и ублюдках, его окружающих. Это были слезы жалости к себе. Он баюкал свое раненную руку и было в этом жалком зрелище что-то, что напугало Северуса больше чем тот факт, что он только что пытал собственного отца. Юноша попятился назад, пока не влетел в еще один стол. Под ногами хрустело бутылочной стекло. А он до сих пор держал палочку перед собой в вытянутой руке. Ему была омерзительна вся эта ситуация. Сгорбившийся на полу мужчина и он сам, но все уже летело в пропасть.
- Ты больше не ударишь ее... - дрожащим голосом выдавил из себя мальчишка.
Он снова стал мальчишкой. Напуганным и слабым.
Ради нее он спускал ему все эти подзатыльники, которые давно стали прозой жизни. Не затевать же из-за них целой драки, если терпел он их как-то до этого. Лишь стискивал зубы крепче. "Ты понял меня?" - нависал  над ним грозно отец. Северус уже не был субтильным, девятилетним мальчишкой, но в голове еще прочно сидела устаревшая картина мира. "Да" - "Да, СЭР!" - "…Да, сэр!" - выговаривал он со сведенной от усилия челюстью, наступая на горло своей гордости. 
- ...Ты понял меня? - произнес Северус, отлично понимая, Что он сказал и чью роль исполнял.
Той зимой он осознал весь ужас содеянного уже в своей комнате. Словно тигр в клетке тем вечером он мерил пространство шагами и почти бросался на стены. Тобиаса нельзя ничему научить, но легко можно разозлить. Он плеснул масла в огонь, вот что он сделал. Когда он уедет, Тобиас переложит вину на Нее. А она, вероятно, не станет отбиваться магией.
Тобиас ненавидит магию, потому что боится ее. И Северус наглядно показал ему, что все его страхи не напрасны. Она же, вероятно, даже не узнала о содеянном. Если только по пьяни Тобиас однажды не сболтнул ей, в очередной раз уличая Ее сына в Уродстве. Весь последний семестр Северус то и дело проклинал себя за несдержанность, которая дорого могла обойтись Эйлин.

Он открывает дверь, мысленно облачаясь в привычную свою броню. В этом доме иначе не выживают.
Здесь неестественно тихо. Но это не тишина пустого дома. Присутствие людей ощутил бы даже тот, кто никогда не бывал здесь раньше. Не отходя от двери, Северус вслушивается в происходящее. Напряженная тишина прерывается слабыми шорохами и юноша определяет, что кто-то есть в гостиной. Он предпочел бы пройти двери в гостиную, давно обжитую отцом, не повернув головы, но есть что-то непривычное и неестественное в этой тишине, что заставляет его шагнуть к дверям. Солнце успело зайти за горизонт и в наступивших сумерках, едва подсвечивающих темную гостиную через занавески, в многоруком существе на полу он не сразу распознает происходящее.
- НЕТ..! - кричит он и не узнает собственного голоса. Он бросается к отцу, но весовые их категории никогда не совпадали. Дважды он пытается оторвать его от Эйлин, ухватившись за широкое плечо, но тщетно. Тогда он высоко заносит ногу и, что есть сил, пинает Тобиаса сверху по голове. Хватка мужчины заметно слабеет. Второй пинок приходится на долю ребер. Втайне он упивается каждым ударом. Палочка решила бы много проблем, но Северусу кажется, что даже доли мгновения, которая потребуется, чтобы ее вытащить, хватит, чтобы сыграть решающую роль, когда счет идет на тысячные части этих самых долей.
- Сукин сын..! - шипит он и снова обрушивается на мужчину парой пинков, пока тот не заваливается на бок рядом с женой. Палочка едва различимым в темноте движением рассекает воздух и грузную фигуру отбрасывает к стене. Северус бросается к Эйлин, с ужасом только сейчас замечая разбитое лицо.
- Э-эй?! - бросается он к ней, - ...Подонок! - шипит он в пустоту, и повторяет снова исступленно: - Эй-эй, тихо! Все!
Он помогает ей приподняться, когда она жадно глотает воздух. Перехватывает ее дрожащие пальцы, который впиваются в полы его куртки на груди. И в этот момент немеет от злости и ненависти к отцу. Больше он не может выдавить из себя ни звука. Кровь стучит в висках с исступленной мыслью: растоптать, уничтожить. Причинить такую боль, чтобы здесь стены задрожали от его крика. И он к этому вернется.

Ты - стеклодув. А кто же я? -
Хрустальный мальчик для битья.
Отец! Я не о том, не бойся.
Мне все равно - ушел наш поезд
Или зарос травой по пояс;
Во мне погиб глухой пропойца.