Он решительно, не глядя, распахивает дверь, все еще разговаривая с невидимыми своими собеседниками, заплутавшими в недрах его норы, и не сразу поворачивается. Широченная улыбка замерзает на его лице, а брови взлетают вверх. Повисшую тишину тут же нарушает короткий, одобрительный свист за его спиной.
- Вот это Красотка! – позади Вилли вырастает долговязая фигура мальчишки подростка. Еще две любопытные головы помладше выглядывают из закутка, служащего здесь кухней. Третья вихрастая, рыжая макушка выныривает откуда-то из-под подмышки Скамандера. Чумазый парнишка лет тринадцати коротко театрально вскрикивает и скрывается обратно, уверяя, что «слишком молод для всего Этого». Вилли не сдерживает заразительного, и совсем чуть-чуть нервного, смешка, а на кухне тем временем разгорается оживленная дискуссия.
- Кто это?
- Невеста Вилли
- Он женится?
- По-моему, он тоже не знал…
- Тогда зачем ему невеста?
Хозяин жилища, до сих пор не проронивший ни слова, спешит неуклюже вывалиться на площадку, потеснив нежданную свою гостью и едва не наступив ей на предмет новой гордости, но успевает закрыть за собой дверь, выпустив на лестницу лишь многозначительное «Девчонки...».
Оказавшись почти зажат между собственной дверью и очаровательной своей соседкой, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но лишь продолжает широко улыбаться. Собравшись с мыслями, он указывает на себя пальцем и заговорческим шепотом добродушно подсказывает, произнося по словам:
- Не тот брат.
И улыбка его становится совсем по-детски озорной. В последнюю их встречу ему серьезно попало от нее, хотя сейчас он не вспомнит за что.
- Почему?! Почему ты это делаешь?
- Ем?! – переспросил он удивленно с набитым ртом.
- Высмеиваешь! Ты терпим к сотням самых безумных вещей, ты так Мудр и Немногословен, – с нотками иронии произнесла она, - когда…да когда угодно, пока речь не заходит о твоей семье. Что они сделали тебе такого, что ты не можешь остановиться ни на секунду в этой своей браваде непокорного отпрыска?! Все-е должны знать, что ты с ними не согласен.
- Это ты так из-за одной шутки про моего братца завелась? – невозмутимо переспросил он, - Такими темпами тебя и на год ваших «браков» не хватит.
Глаза Гейл стали больше раза в полтора, предрекая куда более серьезный гнев, чем предыдущая усталая попытка докопаться до истины россыпью риторических вопросов.
- Зафиксируй эту мысль, потом меня ударишь! – перебил он ее заранее и вскинул руку с куском пирога к груди, - Я торжественно обещаю не шутить над братом моим Алджерноном Скамандером отныне и вовеки, в горе и радости, болезни и здравии дабы моя подруга еще кому не рассказала, что меня злые Скамандеры взрастили как подкидыша в нелюбви и лишениях!
- Высмеиваешь. – повторила она свою прежнюю мысль, которую он только что так удачно сам же ей проиллюстрировал. В ее голосе не было недовольства.
- Я свои исповеди про затаенные детские обиды не для чая с пирогом берег! – передразнил он ее наигранно надломленным голосом.
- Но по этому я буду скучать. – добавил он, отбросив все кривляния, вновь став ее Вилли, невозмутимым, добродушным и Немногословным.
Он этим обезоруживал. Этой своей манерой бесцеремонно вываливать свои чувства на собеседника. С какой-то детской непосредственностью, которая немыслимым образом никак не вязалась с его взглядом. Его глаза всегда говорили больше, чем он произносил вслух. И то, что можно было бы принять за простодушие, превращалось во что-то совсем иное. Люди так не делают. Не выворачивают душу так буднично в любой случайной ситуации. А он будто так развлекался. Вываливал на тебя что-то, а потом наблюдал, как ты найдешься с ответом. Не то блаженный, не то несносный нахал.
В ее взгляде что-то резко переменилось после сказанного. Эта фраза повисла над ними словно облако, и не самое безмятежное. Вряд ли она сама ни разу не задумывалась об этом. Хоть единожды, прощаясь с ним после их безумных чаепитий, стихийных долгих бесед или любой, самой непродолжительной встречи, когда кто-то (чаще Вилли) вламывался к другому по какому-то сущему пустяку, она должна была поймать себя на мысли, что совсем скоро все изменится. Или он просто переоценивал значимость этих их встреч, а заодно и свою роль чудаковатого соседа сверху.
- Вежливая леди могла бы заметить, что мы не расстаемся навсегда, а вовсе наоборот, становимся одной семьей.
Кажется, это было задумано шуткой, только вот прозвучало совсем не весело.
- Это меня и… - она замолчала.
- Потому что я не терпим к своей семье… - закончил он за нее, и в глазах его блеснула улыбка, хоть и не самая его веселая. – Довольно дурацкое слово, - заметил он, не сводя с нее глаз. Ухмыльнулся, едва дернув уголком рта и взял еще кусок пирога.
Это было, вероятно, красивое платье, но его куда больше умиляла в сочетании с ним эта чуть встрепанная ее копна волос и выражение лица, все эмоции которого сейчас не выразила бы словами даже сама Гейл. Ему нравилось все, что выбивалось и упрямо не складывалось в образ будущей, еще одной, миссис Скамандер. Гейл была прекрасна в своих безумных пижамах, в маггловских платьишках. Или в своем, таком преисполненном важности, халате. Во всем, в чем она была его чуднОй соседкой Гейл. Говорливой, молчуньей, улыбающейся и грустной. Живой, Его Гейл. Еще одну миссис Скамандер он не очень-то желал знать. Одной было более, чем достаточно.
- Я так удачно произрастал в нужных кругах и понимаю, что должен сейчас похвалить платье…но мне совсем не хочется. – кается он с обезоруживающей улыбкой, - ТЫ красивая. А платье это просто платье.
Его Гейл. Нужно было увидеть ее в белом, чтобы все внутри сорвалось куда-то в пропасть?! Словно до этого, она вовсе не готовилась к свадьбе с другим Скамандером. На которого вот теперь-то он и вправду был зол, едва ли не впервые. Только вот за что?! Он, Вилли, ведь даже вовсе не влюблен в нее. Он много времени пребывает в каком-то умилительно восторженном состоянии от это особы. Как от очаровательной его соседки, подруги, прекрасного человека. Кажется, это худший из возможных ответов…Унылое ребячество.
Одно из своих чувств он распознал давно и совершенно определенно. Ему не нравилась кандидатура жениха. Ал был тревожно-ответственным карьеристом. Невыносимо скучным типом. Из тех, кто всему знают цену. У них есть цена даже для времени. Они что-то там перемножают, привлекают к хитрым расчетам размер своей заработной платы и могут перевести в галлеоны, сикли и кнаты даже чаепитие с родной тетушкой. Вилли же в глазах его был неразумным чудаком, спустившим свою жизнь в уборной какой-нибудь придорожной таверны. Как скоро в это поверит Гейл? [Его Гейл.]
- Вы с Джерри не ладите и…
- Мы ладили.
- Что?
- Мы ладили. В детстве.
- Вы сами, вообще, помните, что не поделили?
- Когда найдется в мире что-то, что мы пожелаем поделить,
это будет трогательнейший момент за всю историю нашего семейства.
Мы не ссорились. Мы были разными и однажды у нас не осталось
ни одного повода для совместного разговора.
Его Гейл съедет отсюда. Совсем скоро. В ее квартиру заселится кто-то другой и патефон перестанет крутить пластинки. Точнее они будут звучать где-то в другом месте. Где-то, где живет Ал, - Вилли не знал точного адреса. И они будут встречаться на Рождество и другие семейные торжества в доме их, теперь частично общих, родителей. И возможно, даже в первое время она будет заскакивать иногда в Котел, где на правах хороших друзей, они будут обедать или ужинать, пока Другой Скамандер будет пропадать в своем распрекрасном Оплоте магической Британии. И возможно даже, новоиспеченные их Совместные родственники будут много выговаривать кому-то из братьев, как Странно это выглядит – тут кому повезет меньше. А потом он уедет. Да, определенно. Почему бы нет?!
Кажется, они молчат целую вечность и едва ли не впервые им обоим ощутимо неловко. Забавное и новое ощущение для людей, которые без зазрения совести будят друг друга в любое время и могут молчать часами. И эта неловкость выливается в нелепый хлопок, глупую попытку хоть куда-то деть руки, чтобы совсем уж по-идиотски не похлопать ее по плечу. Хлопок, подытоживающий эту сцену непроизнесенным «Ну что же».
- Ты станешь чудной миссис Скамандер. И узреешь во мне неудачника, это старая семейная традиция – широко улыбается он.