"Хо-хо-хо!" - эхом разносится по просторному холлу, прежде, чем он распахивает одну из двух высоких дверей, ведущих в столовую, своей пятой точкой, и ею же предстает в первую очередь перед собравшимися. В верхней одежде, заснеженный и с покосившейся набок шапкой, он ловко просачивается в комнату, ухитряясь не уронить ни одного подарка из кривой башни, что едва удерживает в равновесии в своих руках.
- Счастливого Рождества, мое любимое Семейство! Как же у вас тихо! Вас с каждым годом все труднее найти! Или вы снова прятались?! - он не умолкает ни на мгновение, сваливает подарки в одно из кресел у стены и отправляет следом куртку и шапку с шарфом.
- Как знал, захватил свой костюм девитялитеки! – лишившись верхней одежды, он скептично окидывает взором собравшихся и предстает перед, празднично-одетыми к ужину, родственниками в повседневных брюках и ярком рождественском свитере с оленем. Шумный, неуместный в этом торжественном царстве крепа и шифона.
- А?! - явно довольный собой, Вилли гордо раскидывает руки, позволяя лучше разглядеть свой предмет гордости - свитер.
Он шутливо расшаркивается перед матерью, салютует отцу, звонко целует в щеку сестру, по пути хлопает по плечу братца, и обогнув стол, падает на свое место, лишь сейчас натыкаясь взглядом на гостью. Его лицо на мгновенье вытягивается, а потом улыбка становится еще шире.
- Я так и знал, что когда-нибудь вы обменяете меня на девчонку!
- Этот обормот - Уиллард, наш старший сын. - представляет его отец.
- Да..! Где мои манеры?! - подскакивает он, едва не перевернув свою тарелку, и тянет руку через огромный стол, - Вилли. Родственник этих людей. Моргни два раза, если они удерживают тебя здесь силой, и я выведу тебя отсюда!
Он всегда посредственно играл. Почти наугад. Как сам он любил смеяться: не умел, но очень любил. Он оскальзывался на клавишах и ляпал не в те ноты, но в тех, безумно быстрых произведениях, которым он неизменно отдавал предпочтение, это было едва заметным. В этой расхлябанной манере был весь Вилли. Тот, кто всегда спешит всюду успеть и куда бы то ни было приносит с собой немыслимые количества шума. Даже, когда часы уже показывают за полночь.
Комнаты на втором этаже были звукоизолированы. Спальни, кабинеты, библиотека...Все кроме комнат для гостей. Отчего-то в них сэкономили на магии, руководствуясь, наверняка, очень разумными соображениями, - в этом доме все было очень продумано. И Вилли об этом даже знал, но когда это его останавливало?! В тиши спящего особняка его пальцы ловко бегали по черно-белым клавишам старинного рояля.
Это было заведомом провальной попыткой отвлечься и занять свою голову хоть чем-то другим. Сна, один черт, не было ни в одном глазу, а потолок в своей старой комнате он и без того уже изучил, в доскональности каждый квадратный его дюйм. Настолько хорошо, что едва не обзавелся клаустрофобией. И как он раньше только жил в этой коробчонке?! Мыслям его сейчас было тесно даже в этом здании. Он распахнул в гостиной все окна и устроил жуткий сквозняк, чтобы надышаться ветром и проветрить голову. Помогало, признаться, так себе. Зато выглядело невообразимо эффектно. Снегопад теперь мог проникать в гостиную и уже соорудил небольшие сугробы под окнами на старинном дубовом паркете.
Это было нелепой отдушиной. Он "исправлял" этот дом. Наказывал его. Такой вот наследственный педантизм и генетически заложенная идея все вокруг переделать по образу и подобию своему, хоть бы и на одну единственную ночь. Он осквернял местный официоз и дух неистребимой серьезности веселой, маггловской музыкой (частично той, которую подслушивал у Нее) и своей неакадемической игрой. Шалость упрямого мальчишки. Вредность почти взрослого мужа.
Это было почти наказанием и прекрасной их гостье. Отчего-то в новом качестве гордость безрассудного парнишки упрямо отказывалась ее принимать.
Он обрушился на беззащитные клавиши с новой силой.
И эта свадьба, о которой все теперь говорят...Эта свадьба, у которой даже даты назначенной нет, пожалуй, не давала ему покоя больше всего остального. Не из какой-либо даже ревности или зависти. Он запрятал бы подальше все свои симпатии, внезапные и самые давние, и пожелал бы им счастья, будь они хоть немного похожи на счастливых. Хоть немного счастливых влюбленных. Алджернон и Абигейл были замечательными, они улыбались и складно говорили о себе. Так складно, что Вилли начинал острить на этот счет. Он не уважал рациональности в быту, но рациональность в вопросах отношений и заключения брака казалась ему совсем невыносимой. Чья бы то ни была. Но кроме всего прочего речь шла об удивительной девушке. Его соседке, с позволения сказать, давней подруге. С которой они успели крепко срастись боками своих пестрых, шумных мирков. Не говоря о родном и достаточно любимом брате...
И о нет, не ему открывать им глаза! Это не его дело и, вообще, невежливо лезть в чужие отношения, брата или кузена "семиюродной соседки". И учить взрослых людей жизни не в его компетенции! Его дело - играть! по ночам! на! рояле!
Ради гостьи после ужина семья собирается в маленькой гостиной с камином. В отсутствие потенциально новых членов семьи, подобные посиделки - сентиментальный пережиток прошлого. Алджернон с отцом говорят о работе, Порпентина развлекает гостью рассказами о самых ярких случаях из жизни своих любимцев. Софи с Вилли уместились в одном кресле и сражаются на пальцах. Уилл ухитряется не проигрывать даже бесконечно отвлекаясь на то, чтобы встретиться загадочным взглядом с соседкой.
- Ну, Младшие, кто следующий на выданье? - Ньют Скамандер бодро хлопает в ладоши. Бьет рекорды, целых две шутки в одном предложении.
- Уилл! - успевает первая ввернуть сестра с такой скоростью реакции, словно от этого ответа всерьез зависит судьба дальнейших брачных церемоний, касающихся их семейства.
"Младший" да еще на выданье шутливо укоризненно смотрит на сестру.
- У тебя хоть есть кто-нибудь на примете, Уиллард?
- Мое сердце навеки отдано Грейс Келли, Отец.
- Что за Грейс? - оживляется миссис Скамндер.
- О, она прекрасна. Немного замужем, но я работаю над этим.
- Что значит "работаешь над этим"?
- Уилл, шутит, мама. Это известная у магглов актриса.
Вилли виновато улыбается под укоризненными взорами родителей.
- Уилл у нас в вечных поисках своего идеала. - берется объяснить все своей невесте Алджернон, - Игнорирует серьезные отношения до тех пор, пока не встретит свою единственную.
- Какая мелочная ирония над этой идеей звучит в твоем голосе, Человек, который привел в отчий дом свою невесту!
Щеки Алджернона едва различимо вспыхивают в полумраке маленькой гостиной. Куда более ощутимый укол локтем приходится Вилли в ребра от сестрички.
- И какой же она должна быть? - внезапно спрашивает Гейл, спасая неловкий момент.
- Кто? ...А! Ну, высокая, зеленоглазая блондинка...
- Врун! - едва не подскакивает Софи, - Тебе нравятся брюнэфмф..! - широкая ладонь мгновенно закрывает сестричке рот.
Он уже видел все это. Он вырос в этом. В этом нет ничего хорошего...
И все это достанется теперь Ей по наследству. Роль образцовой жены, хрупкой и верной опоры своего со всех сторон прекрасного супруга и хранительницы очага. Приемы, безликие его коллеги и дальние родственники...Ах, да! Им придется завести детей - кто-то должен играть гостям на скрипке. Все это - какой-то нелепый экзамен, который общество требовательно принимает. Где получить неуд за салфетки, вульгарно подобранные в тон гардин, приравнивается парочке-другой смертных грехов. Страшно представить кары, уготовленные выпавшим из фавора толпы.
С ранних лет Вилли вся эта шаткая система взаимоотношений взрослых приводила в легкое недоумение. Он не желал тратить ни секунды на попытку осмыслить ее и отыскать причины и следствия. Однако, то и дело, он сам, так отчаянно отвергавший эту систему, как что-то заслуживающее чьего бы то ни было внимания, был втянут в эту скучную и бесконечную игру. За этим самым роялем. Под вымученно умиленными взорами каких-то коллег отца и их супруг, дальних родственников и маминых приятельниц, он должен был терзать несчастный инструмент, словно дети, играющие на музыкальных инструментах (даже столь посредственно) являются высшим пилотажем и верным показателем образцового семейства. А будучи старшим, эту лямку он тянул довольно долго, пока ему не выросла более достойная смена.
Он, вообще, становясь старше, все меньше подходил на роль сына, которым можно хвастаться. Все, что у него было, - безграничное обаяние. Он мог очаровывать галантностью и комплиментами маминых приятельниц и их дочерей, которых они часто приводили с собой, порадовать хорошей шуткой каких-то друзей семьи, и изредка сойти за "смышленого мальчишку" для коллег отца. В остальном же он был несдержанным, говорливым и беспечным. Из таких юнцов не вырастают Министры Магии, "И Мерлин меня упаси!" - приговаривал юный Скамандер, облегченно отмахиваясь, под вежливый смех взрослых мужей, которые, вероятно, тайно радовались растущим шансам их отпрысков.
Круг общения отца настойчиво требовал наличия наследника, чье фото в парадной мантии со сверкающим на груди значком старосты будет занимать почетное место в кабинете на показ всем. По каким-то неписаным правилам, баллы удваивались, если все чаяния воплощал старший сын. И тут Ньюта Скамандера ждал провал. Уилл был обаятельным, остроумным и не глупым, но совершенно несерьезным. Упрямо и будто назло. За многолетней бравадой Ньютона в попытке перековать непокорное чадо и наставить того на путь истинный, он едва не упустил из виду, что все его надежды безропотно, не требуя внимания и награды, превращал в жизнь Алджернон. Нужно было всего лишь сменить фото в кабинете. Сделав это открытие, Скамандер старший положил начало новой эре. Бравада "Как можно быть таким легкомысленным!" обратилась в не такое громкое, но твердое и настойчивое "Почему нельзя быть таким, как Алджернон?!".
Ал был славным парнем. Братья до поры отлично ладили, не смотря на разницу в возрасте, что в детстве казалась огромной, разницу в темпераментах и взглядах на жизнь. Они дополняли друг друга. Вилли привносил в жизнь братца немного сумбура, чтобы тот не забывал о веселье, тот в ответ не раз выполнял роль голоса здравого смысла и предотвращал ситуации, когда веселье могло выйти из-под контроля и обернуться серьезными неприятностями. Это позже все эти различия разверзлись непреодолимой пропастью. И теперь по другую сторону этого каньона Ал планировал переправить Очаровательное создание, к которому Вилли был давно привязан. Ал обратит ее в часть того мира, который Вилли отказывался признавать и знать. В часть мира, который без особых сожалений отвечал ему всей своей взаимностью подобных стремлений.