I walk the halls invisibly,
I climb the walls, no one sees me,
No one but you.

Беззаботная девчонка бродила по лондонским улицам, то и дело подставляя лицо снежинкам. Она прятала руки в карманах пальто, шарф на шее почти размотался. Она щурилась, глядя на фонари, и пару раз, убедившись, что никто не видит, попыталась поймать ртом пару снежинок. Решив для себя все окончательно прошлым вечером, она не смогла заставить себя даже приблизиться к постели, не то, что поспать. Затем беспокойно металась по дому целый день. Несколько раз выходила в сад в одном лишь платье, и возвращалась обратно, только когда совсем замерзала. Но теперь она не чувствовала волнения. Только время тянулось слишком медленно. У нее не было никакого плана, но было твердое намерение Что-нибудь сделать. Неплохо для начала.
Она улыбалась каким-то прохожим. Ее рассмешили маленькие маггловские мальчишки, возившиеся в снегу. Мир был прекрасен и тих этим снежным вечером. Тем лучше.
Она внезапно перешла на бег за несколько кварталов до его дома. Она побежала так быстро, как только могла. Поскальзываясь и едва не падая. Бежала, пока легким не стало тесно в грудной клетке. По щекам уже сбегали первые слезинки. От холодного воздуха, что ударял в лицо. И потому что она умела так делать всю свою сознательную жизнь. Подчинять эмоции своей воле.
Она влетела на крыльцо и забарабанила в дверь. Колотила обеими руками, что было сил, неподдельно задыхаясь. Шарф съехал набок, волосы растрепались. Огромные, перепуганные глаза и лицо, мокрое от слез.   
Энни Боунс открыла не сразу. Секунды промедления понадобились ей, чтобы вооружиться. Кэтрин даже не нужно было смотреть на ее руки, чтобы знать об этом. И она не смотрит. Она впивается взглядом в ее лицо, словно ищет там ответ на незаданный вопрос.
- Это правда? – все еще задыхаясь, бросается к ней Берк, едва дверь приотворяется, - Это правда про Дэна?! Где Эдгар?!
Миссис Боунс, быть может, и не хотела бы пускать ее в дом, в ее глазах мелькает это замешательство, но безутешная Кэтрин уже бросается мимо нее в гостиную, истошно взывая к Эдгару, который на дежурстве, и ей это отлично известно.
- Эдгар в Министерстве! – девушка спешит за ней, все еще крепко сжимая волшебную палочку.
- Он в порядке? Он жив? Ты знаешь хоть что-нибудь?! – срывается Кэтрин в неподдельном гневе, взращивая в девчонке липкий страх, что знаком всем, чьи близкие ежедневно уходят на работу сражаться.
Мгновения, потраченного на сомнение, оказалось достаточно…

Ее палочку Кэтрин легко ловит и сразу же ломает пополам, чтобы почти брезгливо бросить на пол.
- Ты ведь все равно не собиралась со мной драться?! – участливо уточняет Берк.
Все панические настроения мгновенно пропадают из ее голоса. Кэтрин звучит привычно беззаботно и почти дружелюбно. Энн прославилась в их компании своим пацифизмом.
- Вооружилась зачем-то! Я к тебе с бедой пришла! Невежливо даже как-то.
- Беда ненастоящая?
- Кто может сказать наверняка?!

Энни велит встревоженной Софии увести Амелию и оставаться наверху, ссылаясь на то, что Взрослым нужно поговорить. Софи любит Кэтрин, но улавливает что-то в общем напряжении и не бросается привычно ее обнять.
- Я обязательно зайду к вам перед уходом! – весело обещает гостья, и детские шаги над их головами бодро перемещаются в детскую. Взгляд миссис Боунс сейчас стоит всей этой затеи.

- Она ведь тебе не нравится?! – подначивает Дэниел.
- Ей не обязательно Мне нравиться.
- Крошка Кэтти, ты хитришь. Лис тебя сдала. Ты сказала, что у нее…как ты это называешь?!
Фелисити швыряет в него подушку под укоризненным взглядом младшей сестры.
- Мышиное лицо. Доволен?! У нее мышиное лицо.
Дэниел хохочет. 
- Прости, Кэт..! 
- Что это, вообще, значит? – не унимается старший брат.
- Она и правда похоже на мышь! – вступается Лис.
- Острая мордочка, глазки бусинки…
- Вы злые, ужасные девчонки! Повзрослейте!
Брат тогда искренне смеялся вместе с ними над этой Энн, и Кэт даже усмотрела в этом какую-то пародию на поддержку с его стороны. Пока однажды, какое-то время спустя, Эдгар шутливо не сообщил ей: «Я знаю, что ты зовешь ее Мышкой, Кэт».

Магия растекается полупрозрачным серебром по перекрытию и теперь их разговор не услышат наверху. Пальто и шарф летят на диван. Чай придется налить себе самой.
Энн гордо не станет ни о чем ее просить. Но и разговор поддержит так себе.
- Чего ты ждешь?
- Твоего благоверного. Мы же обе его ждем?! Придет со своей героической работы и спасет тебя, рыцарь в сияющих доспехах. Святой человек, даже премии не попросит за сверхурочные. Все по любви и велению сердца!
Так он все объяснил. Он влюбился, пропал…Ничего не мог с этим поделать.
Они долго молчат.
- Он всегда продолжал любить тебя…по-своему.
В словах миссис Боунс звучит упрек. И что-то в Кэтрин взрывается, но голос ее звучит спокойно и вкрадчиво.
- Этого оказалось недостаточно. Меня ему было недостаточно. И ты мне можешь сейчас не верить, но я не выискивала шанс его вернуть. Я правда хотела остаться его другом, хотела видеть его счастливым. Хотела его отпустить. Я думала, вот увижу, какие вы счастливые..! – ее голос дрожит, но глаза становятся только злее, - Увижу, что ты лучше меня, и приму свое поражение. А ты не была лучше. Со своей мышиной мордочкой и полным отсутствием характера и чувства юмора…Бесполезная, шумная дурочка! Ты же…жалкая. Ты слабая. Будь на твоем месте кто-то другой…я бы смогла понять! Но каждый чертов раз я смотрю на тебя и…
Кэт замолкает. Из груди вырывается тихий, хриплый смех.
- Я знаю, что он все еще любит меня. Но выбрал он почему-то тебя.
- Он никогда не простит тебя. – произносит Энн после долгой паузы. Кэтрин смотрит на нее удивленно, а потом смеется.
- Мне не нужно его прощение. Ты ничего не поняла, да?! Я не пришла убрать тебя с пути, чтобы утирать слезки безутешному вдовцу и пытаться занять твое место. Я не хочу его возвращать. Он слишком Твой. И Твой он мне не нужен. Я тоже не готова его простить. Я хочу, чтобы теперь Ему было больно. Я очень облегчила ему жизнь в свое время. А теперь я хочу, чтобы он почувствовал хоть немного той боли, в которой я жила последние пять лет. Я заберу у него Тебя…заберу девчонок. А у тебя заберу Его, как когда-то по глупости хотела. Не все же мне смотреть на вас счастливых. Я насмотрелась.

- Одно твое слово, ма шери, и я убью его на дуэли! – не своим голосом сипит Рабастан, заставляя Кэтрин засмеяться. Весть о расставании этих двоих уже разнесли. Лестрендж, конечно, говорит несерьезно, и она подыгрывает ему, театрально отвечая тоном какой-нибудь, преисполненной достоинства, Королевы:
- Нет. Я дарую ему жизнь.
- Мерлин! Красивая и Великодушная! …А он войдет в легенды, как самый большой в Британии идиот.
- Мой доблестный Рыцарь, вы грубы! Этот Идиот все еще дорог моему сердцу.
- Это говорит хорошо о Тебе, а не о нем.

Боунс задерживался, и Кэтрин мрачно развлекалась тем, что сжигала их фотографии. Огонь давно стал ее наркотиком. Она держала каждый снимок в руке, пока огонь плавил радостные лица и отпускала лишь, когда пламя начинало подбираться к пальцам слишком близко. В темноте окна фонарь слабо высвечивал белые хлопья снега. В этом доме, на ее памяти, никогда еще не было так тихо.
Пойманная Мышь больше не могла говорить. Кэт лишила ее этой привилегии навсегда, выбрав для этого вместо простенького, подвластного любому школьнику, заклятья другое. Темное, сложное и необратимое. Миссис Боунс левитировала в воздухе в центре собственной гостиной, безмолвная и обездвиженная. И кроме Кэтрин Берк в этом доме шуметь было уже некому.
Дочери Боунса вызывали у Берк смешанные чувства. Порой они были забавными, иногда даже милыми, но большую часть времени они для нее были просто перемещающимися в пространстве маленькими существами, издающими шум. Кэтрин никогда не скрывала, что достаточно равнодушно относится к детям, но с этими искренне старалась быть мила и приветлива. Софи всегда тянулась к ней, и когда ее интеллект догнал развитие садового гнома, и она научилась общаться с людьми лучше, чем щенок, Кэтрин даже прониклась к ней в ответ. Но в тот вечер эта симпатия ее не остановила. Она сделала все быстро. После уложила девчонок в их кровати и даже коснулась губами лба Софии, ощутив в груди щемящее чувство. Которому глупо улыбнулась, порадовавшись на секунду, что еще способна что-то чувствовать.

Влетевший в комнату Боунс успевает вернуть супругу в исходное положение, упустив свой шанс обезоружить врага, который и прятаться-то не пытался. И Кэтрин не может оторвать от него глаз. От его обеспокоенного лица, от рук, что встревоженно и ласково касаются субтильных плеч. От того, как не видит он ничего, кроме нее. Сейчас или никогда. Она даже обезоруживать его не станет. Он повернется к ней лишь уловив движение, когда ее рука уже будет направлена на них. Первым заклятьем его отбросит в сторону. Второе озарит комнату зеленым светом. И в этих тающих изумрудных сумерках Энн Боунс осядет на пол в последний раз.
И Кэтрин снова сможет дышать.
- Теперь я привлекла твое внимание?! – улыбается Кэтрин, и слова звучат так легко и звонко, - Мы с ней обе были в этой комнате. Но ты увидел только ее. Ничего нового.
Она наблюдает за ним слишком долго. Достаточно долго, чтобы все, что он делает, выжгло внутри нее все то немногое живое, что еще уцелело. Ее палочка еще наготове, но в ней нет необходимости. Ему нет никакого дела до нее. Только до ее мотивов, как оказалось.
- Теперь ты видишь меня?! – повторяет она свой вопрос и опускает палочку.
-  По какой-то необъяснимой причине я всегда была недостаточно хороша для вас всех. Для своей семьи, учителей, мужчин…для всех. Даже для нее. Выбирали всегда не меня. Родители выделяли Лис. Дэн выбрал Тебя, а не меня. Я была так влюблена в тебя, и ты стал первым, кто выбрал Меня, а не кого-то еще. Я так любила тебя, Боунс..! Но этого было недостаточно. Я была недостаточно хороша для тебя. Я смирилась с этим. Я ненавидела Ее. Не понимала, что в ней такого, что лишало тебя воли. А я честно пыталась понять! Пыталась разглядеть хоть что-то, в чем она лучше меня. И не могла. Я смотрела, как вы препираетесь из-за какой-нибудь ерунды, смотрела на ее капризы, слушала ее ужасные шутки…и тихо зверела. Она не была лучше меня. Будь она лучше, в этом всем был бы хоть какой-то смысл. Но она была милой дурочкой, не добрее и не умнее…я не знаю, чем она тебя взяла. Но я правда желала тебе только счастья. Не вынашивала коварных планов тебя вернуть. Стала другом! – она смеется.
- Я Очень Хороший Друг, ты знал?! Почему-то мужчины стали так меня называть. А я умирала, глядя на вас каждый чертов раз и продолжала делать хорошую мину при плохой игре. Ты говорил мне какие-то добрые слова. И принадлежал Ей. И всегда будешь. Даже теперь, когда ее больше нет. И ты мне больше не нужен, Эдгар Боунс.
Ее голос срывается, но она продолжает.
- И я, наверное, буду все равно любить тебя всю оставшуюся жизнь. Но сейчас я хочу, чтобы ты почувствовал это. Ту боль, от которой почти слепнешь. Я сидела на вашем проклятом, уродливом диване, смотрела на вашу уютненькую идиллию и хотела вопить. Мне было так невыносимо на все это смотреть. И теперь я, наконец, насмотрелась. Я хочу, чтобы ты тоже это почувствовал. Не просто узнал, я хочу, чтобы ты увидел. Сегодня ты, наконец, увидишь Меня, Боунс. Я хочу, чтобы ты смотрел, как я заберу у тебя все. Сходишь наверх к девчонкам?!

Она никогда не пыталась их поссорить. Даже в мелочах. Вершиной ее коварства на этом поле боя с ее стороны было подтолкнуть общую беседу в то русло, где Боунсы окажутся по разные стороны баррикад в очередном их споре. Она знала, что оживленная дискуссия их не рассорит. Но ей было приятно оказаться на одной с Эдгаром стороне. Они с ним всегда был на одной волне куда больше, чем Эдгар и Энн. Это многие подмечали, и не переставали сообщать ей об этом еще достаточно долго после их расставания.

- Мне не нравится, что ты проводишь время с Лестренджем.
- Проводишь время? Чем мы, по-твоему, занимаемся, Братец?
- Ты мне скажи!
- Поздно говорить о пестиках и тычинках, Дэн! …Мерлин, ты бы лицо свое видел! – хохочет Кэт, - Он мой друг, Дэнни. Ты выдумываешь проблему там, где ее нет.
- С каких пор?
- С тех пор, как он заменил мне Тебя. – зло огрызается Кэтрин.
- Вот как?! И в чем же?
- Он делает то, чего никогда не делал ты.
- Мы вновь говорим о пестиках и тычинках?! – ерничает брат и Кэтрин щурится.
- Он занимает Мою сторону.
Дэниел становится серьезным.
- Даже отрицать не станешь?! Мог бы из вежливости соврать. Маленькие, глупенькие девочки верят старшим братьям. – ее голос предательски дрожит и ей стоит огромных усилий не заплакать перед ним.
Он остается невозмутим. Ни тени сожаления на лице, ни капли удивления. Он ведь всегда это знал. Дэниел Берк не разменивается на вежливые экивоки и никогда не извиняется за принятые решения.
- Ты всегда был на Его стороне.
- Кэт, это не имеет значения.
- Ты был моим братом до того, как стал его другом! Он был моим до того, как стал Ее. Но ни у кого из вас не случилось моральной дилеммы…И Мерлина ради! Я не просила. Но ты выбрал Его, а не меня. И теперь не смеешь приходить и играть тут в Старшего Брата, читая мне нотации о том, как мне жить.
- Я беспокоюсь о тебе.
- Не переживай. Лестрендж приглядывает за мной. И никогда не даст в обиду.

Она сдерживает порыв последовать за ним, чтобы лично посмотреть, как он найдет их, и остается стоять внизу. Прирастая к полу, вслушивается каждой своей клеточкой в звуки над головой. Она хотела бы, что он вышел из себя. Чтобы взорвался праведным гневом и вернулся обрушить его на нее. Но этого не происходит. 
Она не сводит с него глаз. Что-то в том, каким ей удалось его сегодня сделать, причиняет ей боль и одновременно укрепляет ее в собственной правоте. В правильности принятого решения. И она шагает ему навстречу. Чтобы сократить пропасть между ними до нескольких дюймов. Но пропасть остается на месте.
- Друга ты во мне увидел?! – ее голос дрожит от гнева и сдерживаемых слез, - Тебе было так удобно? Обе влюбленные в тебя идиотки при тебе. Если ты не хотел больше быть со мной, почему ты не оттолкнул меня?! Ты успел сделать мне достаточно больно, чтобы не осторожничать.
В ее глазах вспыхивает огонь, а голос становится злее.
- Ты благосклонно позволил мне погреться у вашего очага и выпрашивать крохи твоего внимания. Тебе это льстило? Мне не стоило этого тебе предлагать. Стоило повести себя как-то по-девичьи, предсказуемо. Чтобы потом посмотреть, как ты уходишь, как мой братец выберет тебя, а не меня…На моей стороне не осталось бы совсем никого. И я сделала так, чтобы всем было удобно. Ему не пришлось выбирать, Твоя совесть была чиста…Ты был старше и мудрее, Эдгар! Но позволил мне это сделать с собой. Чтобы притупить свое чувство вины? Благороднейший Эдгар Боунс не мог оказаться мерзавцем и предателем! А я была так рада облегчить тебе задачу. Мой благородный Эдгар и его чувство вины, которое он вечно путает с любовью. Ты как тот чертов Хозяин, который из гуманности отрезает кошке хвост кусок за кусочком, чтобы не резать весь сразу! С меня хватит. Теперь Я лишила тебя хвоста.

Кэт невольно лукавила. Дэниел принял ее сторону однажды. Единственный раз, о котором она знала, с его слов.
Они никогда особо не поднимали эту тему. Дэниел «соблюдал нейтралитет» и Фелисити первое время дразнила его «Наша Швейцария». Но совсем недавно их спор зашел дальше, чем кто-нибудь из них мог предположить.
- Он даже не помнит о тебе! – рявкнул брат.
Кэтрин вопросительно уставилась на него, и он осекся. Дэн редко сожалел о сказанном, чаще он искренне полагал, что любое его мнение, высказанное вслух, приравнивается к важной ценности, которую стоит увековечить в анналах истории. А если говорил что-то неуместное и грубое, то оно имело место быть, потому что «он действительно так считает». Потому то сожаление, что мелькнуло в его глазах, Кэтрин так хорошо мгновенно распознала и жадно уцепилась за него. 
- Они трепались с одним нашим приятелем о том, что произойдет, если однажды не повезет. – упрашивать Дэниела не пришлось. Отнекиваться и церемонничать он не собирался, но в голосе его звучали какие-то непривычные нотки…сожаления?! - Перечисляли все, что хотели бы успеть сделать перед смертью, кому и что сказать важного…Он вспомнил о семье, и сестре…О твоем существовании Мне пришлось ему напомнить.

- Будь честным хоть раз в этой гребанной жизни! – ее голос срывается на шепот, потому что в ней, кажется, больше не осталось слов, - …Хотя бы с собой!
Она вспоминает тот жуткий разговор. Когда броня ее Швейцарии дала трещину, выплеснув ничтожный намек на то, что ему не все равно. Что он заступился за нее в пустяковом разговоре. Она снова представляет себе эту беседу, и то, как Эдгар тепло отзывается о жене и дочерях, говорит о родителях, о сестре и брате. И то как, вспоминая о всех тех, кто ему дорог, Эдгар легко забывает о ней. Она может представить, как Дэниел невозмутимо и чуть холодно, напоминает ему о Кэтрин, и может быть заставляет Эдгара устыдиться. И ей вновь не хватает воздуха. Глаза горят от подступивших слез.   
- Все ведь так просто, Эдгар. Если бы там была я, – она указывает палочкой на Энн, и чувствует, как первые слезы уже скатываются по щекам - Ты убивался бы так же сильно?
Голос срывается. Она плачет злыми, горячими слезами и не может остановиться. Сотрясается от рыданий и не может больше произнести ни слова, хотя горькие мысли снова рвутся наружу.
- Ты грустил бы обо мне так же безутешно? – спрашивает она, когда ей удается хоть немного взять себя в руки, - …Или посожалев, продолжил бы жить со своей прекрасной женой и дочерями как ни в чем не бывало?! Что делает ее жизнь более ценной, чем мою? Чем она лучше меня?
Тут бы с вызовом вздергивать подбородок и требовать ответа с неотразимой непреклонностью, но Кэтрин сгибается, сотрясаясь от рыданий. Она сидит на корточках, сжавшись в комок, рыдает в собственные колени и не может остановиться. Ей так жаль себя. Себя прошлую - двадцатилетнюю влюбленную девчонку, что так легко заменили другой, но благосклонно позволили остаться рядом погреться в тепле нового очага. Чтобы пренебрегать ей с каждым днем все больше, и однажды вовсе забыть. Жаль себя двадцатипятилетнюю, что впервые за долгое время начала отогреваться в тепле другого человека и опять оказалась не нужна. Жаль себя, плачущую и сгорбившуюся в чужой гостиной, где вновь выбирают Ту, которой уже и нет больше. И ей больше не жаль их всех. 
Ей все равно, что с ней будет. Прямо сейчас она бы быть может и предпочла даже, чтобы все это прекратилось наконец. 

And don't call me lover, it's not enough
It's got to be tough, cynical stuff
Follow my words to the end of our love