Это был провал. Он был ранен, загнан в угол. Та самая хваленая, заветная вседозволенность не была ближе ни на шаг. Скуластый веснушчатый аврор был куда ближе к тому, чтобы верным охотничьим псом принести своему хозяину свежепойманную добычу. Еще один запутавшийся в жизни мальчик, что не отменяет его вины. Такие и составляют министерскую статистику участия в этой войне Оплота магической Британии. Как бездарно - спустить такой острый ум всего на одну единицу измерения министерской выслужки.
Лицо разгоряченного аврора раскраснелось, а короткие толстые пальцы елозили по палочке из светлого дерева в попытке усмирить потливость рук. Рубашка ему была тесна в районе живота, на брюках были пятна от обеда. Вид его был смешон, но это не мешало ему побеждать. Одно пропущенное заклятье сбивало с набранного темпа и влекло последствия. Словно снежный ком. Каждое несло новые ранения. Как результат, он загнан в угол и неоднократно ранен, а доморощенный герой светлых сил упивается своим превосходством. Северус бросает одно заклятье за другим, но аврору лишь рассекает плечо старая добрая Сектусемпра. Болезненно, и опасно в перспективе, ведь кровь не остановить обычной магией, но все упирается во время. Новые выпады, один за другим, пока аврор не взрывает простенок совсем рядом и ворох камней самой разной величины не настигает юного пожирателя. Он падает на землю, но успевает аппарировать прежде, чем аврор бросает в него связывающее заклятье. Едва он рухнул в одной из подворотен Косой аллеи, в которую ежедневно аппарировал с утра перед работой, Северус провалился в темноту.
Прошло не больше двадцати минут, но Северус уже не был уверен даже во времени суток. В чувство его привела обжигающая боль в левом предплечье, которая, как оказалась, еще способна была перебить все остальное. Он был разбит, ранен и в завершение всех бед, при спешной трансгрессии его расщепило, и где-то на Трафальгарской площади в сувенир краснолицему аврору остался кусок его плоти с правого бока. Где-то под ребрами горела сильнее всех остальных большая рана и быстро пропитывала одежду кровью. Ему бы дойти до лавки, а там он что-нибудь предпримет. Раны от ударов камнями, он смог залатать магией, но сломанные ребра и рану от неудачной трансгрессии без зелий не поправить.
При попытке встать Снейп обнаружил сразу три вещи. Что латая раны, старыми школьными заклятьицами, он не смог оценить весь урон, что прежние его неудачи в дуэлях были смешны и безобидны, и что сквернословие действительно действует, как анестезия.
В поздний час Косая аллея оказалась совершенно пустой. Едва ли кто-то и в окно видел, как черной тенью, паренек едва переставляя ноги и прижимая правую руку к боку в попытке хоть как-то остановить кровь, волочился вдоль левой стороны аллеи, то и дело обессиленно приваливаясь плечом к стенам магазинов. На левом предплечье пульсировала метка, и это было единственным ощущением, за которое он мысленно хватался, чтобы не потерять сознание.
Он пытался отворить замок на двери аптеки, но руки не слушались, а темнота тем временем усиленно наступала. Обволакивала и тянула куда-то на глубину. Последнее что чувствовал паренек в черной мантии, это пульсирующую боль в руке, где извивалась в глазницах черепа змея, и обжигающий ком страха в груди. Он не почувствовал, как оседает на крыльце лавки старика Джиггера. Только шептал кому-то "Не нужно Мунго"...

У нее были всегда холодные, но нежные руки. Он помнил, как совсем маленьким извивался ужом от случайных ее прикосновений, когда она снимала с него вещи перед купанием. Помнил, как чуть подрос и научился не откланяться от ее холодных пальцев, когда она одергивала и заправляла в брюки эти ужасные рубашки, пряча в складки волнистые оборки. Она покупала их в ненавистной ему с детства лавке в Косом переулке, а потом выдумывала истории об этих вещах. Кто их носил, чем он прославился и почему пожелал избавиться от той или иной детали гардероба. Помнил, как вырос и стал совсем безразличным и к историям, и к ее попыткам прикоснуться, невзначай поправив прядь длинных волос или воротник рубашки. Опережал ее и исправлял все сам, пока она совсем не оставила эти свои попытки.
На втором курсе за день до рождественских каникул ему, не без помощи Мародеров, довелось провалиться под лед на Черном озере. Вдоволь позабавившись, его, конечно, вытащили, но воспаление легких и высокая температура догнали его в поезде, несмотря на все принятые школьной медсестрой меры. Он пролежал с лихорадкой несколько дней и запомнил только обжигающие спасительным холодом прикосновения ледяных пальцев.
Эйлин Принц не стало в июне 1977-го. За полторы недели до возвращения Северуса из школы. Ее не унесла медленно и трагично продолжительная болезнь, ее смерть не была наполнена трагизмом, геройством или даже смыслом. Она оступилась и упала с лестницы во время очередной ссоры со своим мужем. Несчастный случай. Они все время ссорились, - шептались позже соседи. Никто и не заметил, как канула в небытие черноволосая женщина с тяжелым взглядом, которая несмотря на невзрачный свой вид, смотрела всегда не очевидно, но неизменно свысока, лишая подобного шанса любых других желающих проделать то же с ней.
Эйлин Принц не было уже два года. Но вот он снова отчетливо представлял эти прикосновения. Там, где в боку горела огнем по ощущениям все больше разрастающаяся дыра в чернеющую пустоту. Он смутно видел ее лицо, но не мог разглядеть черты. Словно внезапно осознал, что с ее смертью они стерлись из его памяти. И все прижимал к бедру левую руку в надежде спрятать от нее горящую черным, уродливым клеймом, метку принадлежности Темному Лорду.
Она редко бралась за зелья, только по большой необходимости, преимущественно за лечебные. Впервые увидев, как ловко она обращается с ингредиентами, Северус был заворожен. Что-то она взвешивала на своих старых школьных весах, выверяя количество с небывалой точностью, иные же ингредиенты плескала, бросала и засыпала в котел на глаз, но от уверенности ее не оставалось никаких сомнений, что и их количество не будет меньше или больше, чем нужно. Она запускала тонкие, бледные пальцы в мешочки с травами, о наличии которых в их не изобилующем "магическими штуками" доме еще полчаса назад Северус не подозревал, и бросала росыпью в маленький котелок. Он не мог вспомнить ее лица и цвета глаз, не помнил, собирала ли она волосы и какую носила обувь, но помнил черное шитье на ее рукавах и каждое движение длинных пальцев, когда она ворожила над котелком. Помнил, что у нее была книжка, в которой за ее убористым почерком не сразу можно было разглядеть печатные строчки, ветхая до того, что из нее выпадали отдельные пожелтевшие от старости листы. Северус так и не нашел той книги, она все прятала от отца. И отчего-то всопмнив ее сейчас, юноша даже успел пожалеть о, скорее всего, безвозвратно утерянной этой книжонке.
Она снова колдовала над котлом, бросила горсть лепестков златоцвета в кипящее темное зелье и все взорвалось яркими осколками, среди которых он успел различить совсем еще детское лицо Лили. Сознание вернулось раскаленной острой спицей, что всадили ему куда-то в ребра. Словно со стороны, он услышал свой рваный вздох и в расплывающихся перед глазами кругах стала проступать рыжая макушка, на доли секунды вызвавшая бурю смешанных чувств. Но от этого он только быстрее "прозрел", после чего имел возможность убедиться, что никакие нежеланные призраки прошлого его не посещали. Хотя это лицо однажды уже, определенно, возникало из точно таких же кругов после меткого удара по голове.
- Какого чаю?! - выдохнул он эхом, не успев осмыслить ни свои слова, не ее. Скривившись от боли в ребрах, он попытался окинуть себя взглядом, но бросив это бесполезное в полутьме занятие, он вновь вернулся к рыжей в надежде оценить шансы скорого ее ухода.
Он помнил ее. Агата Чабб, рэйвенкловка. Не девчонка, а стихийное бедствие. Любительница проводить время в библиотеке, хотя и в этот храм тишины и покоя Ирмы Пинс рыжая пару раз привносила свою порцию беспорядков. Ну а уж незабвенный случай с изящным ботильоном, брошенным с высоты, если и не прицельно, то в любом случае очень "удачно"...
Под чем-то, чем его, очевидно, укрыла Чабб, правой рукой он постарался незаметно коснуться левого предплечья и к большому облегчению (особенно после обнаружения расстегнутой рубашки) нащупал рукав на положенном ему месте.
- Ты снова бросалась в меня обувью?

- Многое объясняет. - саркастично выдохнул Снейп.
Рэйвенкловка Агата Чабб была созданием уникальным. Рядом с ней, не то от большого ее энтузиазма и шаловливых ручек, не то от хронического невезения и неуклюжести, все горело и взрывалось, падало и сыпалось, рушилось и ломалось. И волной этих разрушений всегда накрывало окружающих и их имущество. Но уникальность ее была совсем в другом. Первый же порыв обрушить на нее свой неуемный гнев застревал где-то в грудине при одном взгляде в широко распахнутые глазищи, виноватые и озорные одновременно. Снейп познал на себе ее тотальные разрушительные чары не однажды, и каждый раз колкая, гневная реплика застревала где-то в глотке, пока он не озвучивал что-то совсем иное, не лишенное раздражения и сарказма, но все же смягченное по сравнению с первым, что пришло в голову, мгновенье назад. И Снейп списал бы все на внезапно проснувшуюся в нем доброту, если бы своими глазами не видел, как то же самое происходило с другими жертвами урагана Чабб.
Сейчас он снова был зол. На его самолюбии в который раз станцевали. Он проиграл дуэль, едва не попался служителям закона, ранен и, видимо, задолжал Чабб, потому что воспоминания его обрывались на аппарации и одном из темных переулков Косой Аллеи. Не тащила же она его оттуда! Он был зол на себя, на отъевшегося, краснолицего аврора, на этот гадкий день, и даже на Чабб, которая стала свидетельницей его столь яркого проигрыша, хотя кого в их параллели можно этим удивить?! И за это он был тоже зол, но лишь на рыжеволосую из всего огромного списка злиться ему даже сейчас было стыдно.
Нужно было встать, пройти к стеллажам и найти необходимое, но даже тряпка, которой он был укрыт казалась свинцовой. Его колотила мелкая дрожь озноба, сил же подняться неожиданно и вовсе не было никаких. А нужно было всего лишь отбросить мантию, плащ или чем там она его укрыла, и встать. О том, что ему делать с Чабб он и вовсе старался не думать. Помощи просить не позволяла гордость, а прогонять - совесть. Именно прогонять, грубо и резко, потому что простым предложением или даже уговорами ее будет не спровадить.
Притворяться, что все нормально, а лежишь ты потому что тебе так удобно, было глупо, но выбор был невелик. Кроме того, одна попытка пошевелиться моментально начавшей сгущаться вокруг чернотой уже вразумительно дала ему понять, что двигаться ему не стоит, если он не хочет лишится чувств в присутствии этой особы, словно юная дева от волнения. Да и магия Чабб исправно работала. Он обдумывал, что можно было бы выдать за знаменитую светскую беседу в данной ситуации, пока она направлялась к нему.
Северус предпринял попытку отстраниться, но тонкие пальцы самыми кончиками коснулись его лба. 
- Неудачно спустился на парашюте. Так вот почему мне так нехорошо..!
Нет, нужно вставать! И не терять головы!
- Тут можно найти что-нибудь заживляющее и быстродействующее?
- А мы все еще в аптеке?! - в тон ей отзывается он. Немыслимым усилием Северус заставил себя отбросить свое "одеяло" и стиснув зубы, чтобы не кривиться от боли, поднялся на ноги, тут же покачнувшись. Он запахнул окровавленную, а от того мокрую и холодную, рубашку в нелепой попытке согреться. С большим количеством ранений ты готов пересмотреть свои представления о комфорте.
- Я даже не стану спрашивать, зачем ты меня раздевала. - ехидничает он "по старой дружбе", шагая к нужному стеллажу. Не дав ей шанса что-либо ответить, он продолжает:
- Не нужно Мунго, я еще хочу жить...И, видимо, Спасибо. - произносит он уже без этих притянутых насмешливых интонаций, - ... Но тебе никуда не пора?!
Он попытался поднять правую руку, чтобы взять с полки нужный флакон с зельем, но тихо зарычал от боли, когда раскаленной спицей пронзило правый бок, там где не хватало хорошего куска кожи. Левой он уже держал ворох склянок и Снейп окинул себя взглядом, словно надеясь отыскать еще одну, свободную руку.
- Только на пару секунд, - окликнул он ее нехотя, - ...ты не могла бы мне помочь?! ...Еще раз, раз уж ты все равно здесь.
Обращаться с котлом левой рукой было непривычно и неудобно. Движения его выходили неловкими, но уверенности ему было не занимать. Он снова вылил в котелок уже готовое зелье от жара, словно собирался его доваривать, но ничего не объяснил. Снейп сел на высокий табурет и привалившись плечом  к стене, закрыл глаза.
- Совсем забыл. Шкафчик под стойкой, вторая дверца... - он подождал, пока девушка откроет нужный тайник. Словно котенок, слаженно скрипнули петли и когда Чабб уже скептично взирала на полки заставленные хламом, никоим образом не связанным с колдомедициной:
- Чайник, - пояснил он, слабо ухмыляясь и не открывая глаз.

Жизнь и смерть во мне объявили мне
Жизнь - игра, у тебя нет масти
Смерть к тебе не питает страсти
Жизнь тебя проиграла стуже и смерти ты не нужен
Жизнь и смерть во мне объявили мне
Будешь жить не кидая тени, обладая горячим телом
Обжигая холодным взглядом, станешь ядом

Пока Чабб была занята вещами на полу, Северус, уличив момент, отвернул полы рубашки вылил на рану флакон настойки бадьяна. Проделывать это у нее на глазах он категорически не желал. Равно, как и делать ее свидетелем всего остального его самолечения, но как отправить ее отсюда, не срываясь на грубость, заведомо убежденный в том, что уговорами ее не убедить, Снейп не знал. Сорваться же на нее даже в данных обстоятельствах по каким-то неведомым причинам он не мог себе позволить.
Впрочем, может, оно и к лучшему, что она тут и не замолкает ни на секунду. Стоило закрыть глаза и гулкая, вязкая темнота тащила его на глубину. И это, несомненно, самый простой вариант, отключиться и будь что будет, но каким бы антиподом жизнерадостного оптимиста не был Снейп, какая-то часть его не желала сдаваться. Хоть бы и назло. Не так просто. И уж точно не откормленному, преисполненному чувства собственной неотразимости, аврору. Слишком много таких он встречал на своем пути, и каждый из них полагал, что чем-то лучше его, о чем не забывал ему сообщить или продемонстрировать. И тяжелым ударом по гордости и самолюбию все они действительно оказывались в победителях. Их было больше, или обстоятельства были на их стороне. К этому привыкаешь. Только крепче сжимаешь зубы в тихих проклятьях и клянешься себе, что все будет иначе. Ты продашь за то душу, но все обернешь против них.
Они - это система. Кем-то и за что-то так тщательно отлаженная против тебя. За дурные дела? - Чушь! Ты в проигравших ходишь с детства. Всегда и везде, кому-то, кто сильнее тебя физически или количеством, до тебя было дело. И все твои "дурные дела" - следствия, а не причина.
Ты не из тех, кто прощает. И уж точно не из простой доброты душевной. Тебе ненавистна вся система, и тебе плевать на частности, как ей (системе) было плевать на тебя. И за шанс все изменить ты продал душу, едва нашелся покупатель. Жалеешь?! - Чушь!..
...Вот бы еще не пропускать мимо ушей, что она говорит.

Шакалята. Они нападали на девчонок или тех, кто помладше.
- Рыжая или клоп в очках?! - добровольно принимает условие Мальсибер под хруст вырываемой из книги страницы.
- Пожалуй, я хочу клопа! - скалится Уилкс.
- Что ты хочешь делать? - небрежно интересуется Северус, не отрываясь от толстого справочника.
- Пиши, не отвлекайся, гений зельеварения! - не зло отмахивается Уилкс, рассчитывающий списать позже. Но Мальсибер протягивает приятелю вырванную из книги страницу с паршивым сглазом. Если Уилкс пожелал хаффлпафца-второкурсника, значит достанется непременно другой жертве. Черные глаза, пробежав по строчкам, на мгновенье взлетают наверх и безошибочно выхватывают рэйвенкловку, выбравшую дурное место, выпадающее из зоны видимости сухопарой библиотекарши.
- Забавная вещица. - нарочно усмехается Снейп.
- Сейчас проверим насколько, Давай! ...Ну давай же!
- Погоди! Клопа говоришь?! - с его губ слетает ядовитым, колючим шепотом заклятье и мальчишка начинает кашлять.
- Да ты эгоист, Снейп! - с шутливым укором тянет Мальсибер, но он доволен тем, как, по его мнению, он влияет на полукровку, и готов довольствоваться зрелищем.
- Смотри-смотри..! - восторженно шепчет Уилкс, увлеченно наблюдающий за тем, как мальчишку выворачивает мокрицами, - Ну и мерзость!

Не открывая глаз, он взмахнул палочкой, и со звоном бьющейся посуды расчистили себе дорогу заказанные Чабб, недостающие "ингредиенты" для задуманного ею чаепития. Ты не очень помогаешь. -  скривился от боли Северус, когда движение левой руки отдалось в раненном боку.
Джиггер любил угощать чаем каких-нибудь высокопоставленных посетителей, если тем приходилось чего-то ждать. На этот случай у него был повидавший жизнь заварочник со сколом на кривеньком носике, почерневшая от старости серебряная банка с чаем и пять разномастных чайных пар, две из которых, кажется, только что разбили все остальные, оказавшиеся на их пути следования из шкафа на стойку. В следствие колдовства левой рукой, путь вся эта братия преодолела очень стремительно. Судя по глухому удару кто-то даже зацепил край стойки, но все остались целы. Чая он точно не хотел. Но для комфорта Чабб, нелепейшего в этих условиях и ситуации, все же призвал две чашки.
- Я бы сбегал в булочную, но она, боюсь, закрыта. - чуть растягивая слова, саркастично заметил он. Дурная манера общения, которую он невольно перенял от своих приятелей.
Пора было возвращаться к котлу. Нехотя спустившись со стула, и удержав себя на ногах в мгновенно окружившей темноте, едва она рассеялась, он принялся править готовое аптечное зелье. Джигер был педантом и консерватором. Ни шагу за рецепт, даже если результат превосходит оригинал. Северус не настаивал и нарушал рецептуру только, если это упрощало его работу. Прыгать от нетерпения доказать миру, что он может изменить его к лучшему, никогда не входило в сферу его интересов. Нести окружающим любовь и добро и печься о благе других и без него было огромное количество желающих.
- Благодарю. С этим я в силах справиться сам.
Свою чашку он наполнил из котла. После хитрых его манипуляций аптечное зелье, сваренное некогда им же, приобрело совсем другой цвет, но судя по уверенности юноши, этого он вполне ожидал.
- А ты как вечер провела? - нарушил он затянувшуюся паузу, не скрывая своей иронии. - ...Раз уж у нас чаепитие, самое время для светской беседы.
Он опустился на свой стул и сделал несколько глотков, стараясь не меняться в лице. Бадьян решил добрую треть его проблем. Рана зажила не до конца, но жгучее желание отгрызть себе руку, в которую отдавало мощными разрядами тока при каждом движении, почти пропало.
- Почему ты здесь? - спросил он вдруг, перебив ее. - Кроме той причины, в которой я  предпринял попытку скончаться во цвете лет от неумело свершенной трансгрессии и попался тебе на глаза?!

Жизнь и смерть во мне объявили мне
Так и будешь идти по краю
Между адом земным и раем
Между теми кто жил, кто снится
Путать лица...

Заявление о принесенной с собой выпечке и незамедлительно последовавшее тому доказательство не могло не заставить его улыбнуться.
- Удобно...
Несмотря на всю чудовищную и огромную неловкость ситуации, с ней неожиданно легко было говорить. Если отбросить ранения, жалкий его, потрепанный вид и уязвленное самолюбие. Если забыть о "спасении" и том факте, что теперь он чем-то ей обязан. Если вспомнить больничное крыло, библиотеку и еще десяток мест, в которых они успели перекинуться парой десятков фраз за семь лет совместного своего обучения. Стоило бы ему осознать это раньше, но он не осознал этого до сих пор и осознает еще не скоро. В самый неподходящий момент. Спохватившись, что позволил себе то, чего обещал себе никогда больше не позволять. Разбитая однажды душа вновь доверять кому бы то ни было не желала. В тянущем где-то в подреберье страхе вновь оказаться неугодным и ненужным. Нет, второй раз никогда с тем же размахом не выйдет, но черт возьми, снова?! Для того нужно быть полным идиотом...
Он и сам знал это все наперед, но Тобиас не ленился повторять вновь и вновь. Им нет дела до нас, - говорил он, словно уговаривал сына быть с ним, а не с ними, - Что бы ты не делал, ты всегда для них будешь недостаточно хорош. Они - зло шипел он сквозь стиснутые зубы, - и их маленькие выблюдки никогда не примут тебя. Так не вздумай плясать, чтобы им понравится!
- Увы. От созерцания небесных тел меня сегодня несколько отвлекли. - выдает он за шутку, договаривая про себя: - ...Реки крови и метка тех, с кем я туда пришел.
Со временем я осознал, что сколько бы я его не презирал, это не делает меня менее на него похожим. Философия его и взгляд на жизнь были нерадужными, порой гадкими, но он, черт бы его подрал, был во всем прав. Хочешь ты в это верить или нет, независимо от твоих желаний и усилий, все будет так. Я стал прилежным ему учеником. Я научился делать так, чтобы люди ненавидели меня. Это избавляет от разочарований, когда они действительно тебя возненавидят.
- И когда «попытка скончаться во цвете лет» перестала быть весомой причиной?
- Ты не знаешь, что идет война?! - холоднее, чем прежде, произносит он с какой-то вымученной, "дежурной" насмешкой над ее наивностью и порядочностью. - Следующий твой выпад взаимопомощи может стать последним, и утешит ли твою семью то, что "Она не могла поступить иначе"?!
Совесть, честь и благородство вымерли, туда им и дорога.  Если они неведомы доброй половине людей, с чего бы тебе жить по правилам тех, кто сами их не соблюдают?!
Он вновь отпивает из чашки и ее "Не сердись" застает его врасплох. Стоило бы сказать, что не сердишься, но момент упущен. Стоило бы поблагодарить и вести себя повежливее. Но ты сын, достойный своего отца.
- Что ты собиралась делать с вором? - усмехается он. Словно в извинение, возвращается он к беседе. Меняя тему.

Его жалкие попытки поддерживать беседу – последнее, что хоть как-то помогает оставаться ему в сознании. От костероста и убаюкивающего щебета Чабб нестерпимо клонит в сон. Кирпичи, грабители, мышки, булочки и спаленные дотла лавки сплетаются во что-то расплывчатое и почти сюрреалистическое. Она говорит так много, что он с трудом улавливает нить их беседы, куда больше сконцентрировавшись на том, чтобы удерживать в фокусе только один экземпляр рэйвенкловки перед глазами и не проваливаться в сон с открытыми глазами. Сверзиться со стула в разгар безумного их чаепития было бы совсем неуместным.
Он молчит. В голове он вновь прокручивает провальный свой поединок. Аврор был откровенно смешон. Полноватый тип, который совсем скоро начнет страдать от отдышки в разгар любого боя. Но это не помешало Сегодня ему почти одержать победу.
Со стороны это должно было выглядеть поэтично. Бой Давида и Голиафа. Мальчишка в черном, с какой-то демонической изворотливостью, с остервенелыми выпадами, не гнушающийся темными заклятьями и рослый страж сил добра, прямолинейный и неумолимый в своей правоте, прямолинейный в своей нехитрой стратегии задавить напором, следуя толстому своду инструкций. Это должно было быть стоящим зрелищем. Даже когда одно из заклятий едва не переломило парнишку пополам, смяв словно картонного. Зеваки могли бы вдоволь потешится, наблюдая как рыцарь в сияющих доспехах добра вонзает в мальчишку все новые и новые заклятья. Колорита ради, каждый новый «удар» должен был бы выбивать из него пыльное облачко темного пепла, из которого мог бы состоять под мантией безликий юный демон. Но пепел гораздо глубже. Он оседает где-то в глотке, смешиваясь с подступающей кровью. Кровью, которая не видна на черном, но ощутима, потому что мерзко пропитывает рубашку, рядом с рвущимися и пылающими ранами.
Чего же ты стоишь, Северус? Что есть у тебя, кроме твоей «светлой» головы и гонора? Они не спасли тебя сегодня от краснолицего правосудия. Едва не лишен был воли твой гонор, и чуть не слетела с плеч светлая. Так что же тогда идет в  счет? Чистой воды везение? Министерская выучка, возраст, опыт? С чем Ты пришел на войну и чем планировал отбиваться от сил добра? Чего ты ждал? Как своевременно сейчас задаться этим вопросом, верно?!
Он забывает порой, насколько юн. Он кажется себе намного старше, чем есть. И искренне недоумевает порой, когда окружающие видят в нем всего лишь мальчишку.
Он переводит взгляд на окно и на свое отражение. Он почти удивляется, глядя на щуплого, бледного мальчишку. Изможденного и потрепанного взрослыми приключениями. Избегая зеркал, он кажется себе намного старше. Тогда он переводит взгляд на другое отражение. На фигурку рыжей девчонки.
…Чай и булочки, мышки..! С какой гребанной радуги ты свалилась, девочка?! – не зло спрашивает он у ее отражения. Там в стекле какие-то совсем другие люди. Более искренние что ли. Парень там выглядит жалким и побитым мальчишкой, каким и должен быть, черт возьми! Он не храбрится и не воображает, что он реинкарнация какого-нибудь непобедимого злодея. Тем более, что история не щадит «плохих парней». Двойник же девчонки сидит к стеклу спиной и не несет вздора, не умолкая, потому что на самом деле желает говорить совсем о другом, или не желает вовсе.
«Как бы все не закончилось..?!» - не дает ему покоя ее фраза.
А как все должно закончиться? Силы добра триумфально и героически одержат победу?! Что ж, тогда я выбрал не ту сторону. Готовьте ваш ладан!
Он подносит чашку к губам слишком быстро и кривится от боли в ребрах, но быстро выпивает остатки целебного зелья, едва не подавившись в попытке проделать все это одновременно.
- А Как все должно закончится? – спрашивает он чуть резче, чем следовало бы.