Проходя мимо комнаты, на ходу стягивая с себя ветровку, она бросает в сторону распахнутой двери какое-то дежурное приветствие, которое никогда не бывает услышано, но давно стало своеобразным ритуалом. В гостиной громко работает телевизор, но в доме неправдоподобно тихо. Семейство Мюррей не умеет вести себя тихо. Их всего трое, но они общаются, перекрикивая телевизор или радио, все свободное ото сна время, выясняя, кто и где посадил пятно на брюках, истошно вопрошая, где синий свитер, и интересуясь, не осталось ли ростбифа. Отсутствие ежедневного комплимента от Томми младшего, который сегодня не караулит ее на лестнице, расценивается почти как пинок девичьему тщеславию. Она перешагивает несколько ступеней и останавливается. Что такого интересного может происходить в стареньком их телевизоре, что семейство, не способное помолчать и полминуты, лишилось слов?! Девчонка на лестнице останавливается, и свесившись через перила, заглядывает в дверной проем гостиной. Две головы, возвышающиеся над спинкой дивана, светятся забавным ореолом в тусклом свете старенького телевизора. Все как обычно, но она не отводит взгляда. Слишком неподвижны – едва не произносит она вслух, тут же бросаясь уговаривать себя, что все это вздор, а она превращается в параноика. Что может случиться в доме, где соседи слышат, как на другом конце улицы сливают воду в туалете?! Отсутствие скромной гордости семейства тоже, наверняка, объяснимо. Он нашел себе подружку. Сомнительное объяснение, но почему бы и нет?!
Она разгибается, делает пару шагов, но возвращается на исходное место. Ее беспокойство – вот что ненормально, – сознает она. Ведьмовское чутье или еще что-то, она всегда знала, что все будет хорошо, когда ситуация была, казалось бы, хуже некуда, иной же раз, когда ничего не предвещало беды, она знала, что что-то дрянное случится. Нет, даже спящие люди так статично не сидят, к тому же все три Мюррея храпят так, что в доме напротив дрожат стекла в оконных рамах. Нет, ощущения у нее сейчас были самые поганые, что-то не то было во всем этом. Чье-то присутствие, словно тяжелый взгляд. Взгляд! Вот, что это за знакомое чувство. Внезапно она ясно ощущает этот взгляд на самой макушке, будто направленный сверху. Он всегда ждал ее на лестнице вечером... Она вскидывает голову, уже зная, кого увидит. В неестественной позе он словно приклеен в потолку между двумя деревянными балками, лицо расцарапано и перекошено от боли, в стеклянных глазах застыли слезы и панический страх. До того, как Томми Мюррея младшего пригвоздили к потолку, словно диковинную бабочку, он испытал на себе одно из непростительных заклятий.
Но это значит, что это не было ограблением семьи, у которой можно разжиться деньгами лишь потому что они сдают комнаты. Да и метку над их домом Хизер бы углядела даже при всей ее невнимательности. Глядя в неестественно вывернутое плотное тело молодого мужчины, она ловит себя на корыстной мысли, что рада тому факту, что всего лишь вчера ее сестры, прожившие у нее долгие три недели, отправились с родителями в отпуск. Кто-то есть наверху. На мгновенье ей кажется, что она способна сейчас чувствовать весь дом. Осязать фигуры на втором этаже, видеть сквозь стены. Она, наверняка, в силах опустить парня вниз, но он непременно поднимет шум и помешает ей. Помешает чему? – спрашивает она сама себя. Соседи ее живы, по ее душу добраться не успели, дверь позади, да и аппарировать уже можно не стесняться. Только вот одному Мерлину известно, по какому графику работают официантки в закусочной на углу. Потому что Мюрреи сдают две комнаты. Потому что Мэри Энн, инопланетная, гипертрофированно дружелюбная провинциалка, которая пытается завоевать ее дружбу свежей выпечкой вот уже почти год, тоже живет на втором этаже.
Она оглядывается на дверь, и словно почуяв это, наверху будто отщелкивает что-то и поднимается шум. Что-то гулко падает на пол, едва различимые голоса, свистящий шелест резко брошенного заклятья и женский крик. И дверь за спиной перестает существовать.
Последняя дань организованности: она отправляет серебристого рослого волка с посланием Гестии Джонс. «Кто-то забрался в мой дом и намерения у них не самые славные…». О нет, это не просьба о помощи. Это своеобразная служебная записка, объяснение возможных дальнейших событий.
Она начинает насвистывать известную мелодию и шагает наверх.
От заклятья брошенного изнутри дверь разлетается в щепки. Следом навстречу ей уже брошены стул и старенькая конторка. Сбить с намеченного курса удается лишь одну деталь антуража, и вторая в тоже мгновение сбивает с ног. Ее заклятье вместо противника воспламеняет занавеску за его спиной. Мальчишеские фигуры. Долговязые, нескладные. Чертовы дети, что никак не наиграются в войну.
На полу к основанию кровати жмется неясная фигура в цветастом платьице. В голове за сотые доли секунды все встает на свои места. Звук падения - Мэри Энн оказывается на полу. Голоса. Звук заклятья и крик. Третий звонок. Начала представления слишком долго ждали.
Она отбивает одно заклятье, но другое со свистом бьет раскаленным хлыстом по плечу. Она оказывается на ногах и остервенело бросает дюжину заклятий, пока одно из ответных не ударяет неведомым обжигающим ядом в глаза, сжигая по ощущениям половину лица. Они не используют смертоносных проклятий. Это месть за что-то. Забавы ради не попасть по нелепому стечению обстоятельств в дом аврора.
Запястьем левой руки она пытается стереть хоть часть того, что разъедает глаза, но от прикосновения только хуже. Словно дюжина раскаленных спиц вонзается в голову.
Часть школьной программы - болезненным щелчком по пальцам выбивает из руки палочку. Следующее их проклятье почти не приносит боли. Только рассекает кожу едва ощутимо, одной прямой, горизонтальной линией чуть ниже груди. Три алых цветка распускается на полосатой рубашке, в районе ребер и ну рукавах. Она непроизвольно сгибается от нарастающей боли, но заставляет себя тут же выпрямиться во весь рост, напрашиваясь на новый удар, который не заставляет долго себя ждать. Тяжелым ударом в грудь выбивает дух и в следующее мгновение затылком и лопатками она влетает в стену, тут же падая на пол. В сомкнувшейся вокруг нее темноте и от боли, прошивающий череп насквозь, на несколько секунд она теряет чувство ориентации. Лишь пытаясь вновь встать, она задевает левой ногой стену позади. Тем временем шаги одного из противников приближаются. Второго ей удалось достать прежде, чем ее ослепили.
- Будет шумная речь о том, какой я была плохой девочкой? – ерничает она в темноту, предпринимая попытку встать, но остервенелый пинок грубо возвращает ее в прежнее положение. Закусив до крови губу, чтобы не издать ни звука, она выдерживает паузу прежде, чем обратить рвущееся из груди в тихий шелестящий смех. Еще одна попытка подняться. Тогда палач обрушивается на нее с новой силой. И чем больше силы он вкладывает в новые удары, тем громче смех. Звонкий, рваный, срывающийся временами на крик. Безумный. Последний удар он наносит по голове…

- Очнись! – скулит сквозь плач девчачий голос, - Умоляю тебя, очнись! Они ушли. Скорая уже едет!
Происходящее не сразу укладывается в голове.
- Скорая едет! – без устали твердит ее славная, перепуганная соседка, - Они ушли, я заперла дверь.
- Она не поможет, - предпринимает попытку подняться Баркер, но в темноте не за что ухватиться, и раны на теле напоминают о себе острой болью.
- Кто она?
- Скорая твоя…Джонс могла бы быть еще медленнее?! – шипит она.
Соседка принимает это за бред, и пропускает мимо ушей.
- Не отдавай Мюрреев скорой. Им другие нужны врачи…
- Скорая сейчас приедет, - твердит Мэри Энн.
- Ты глухая или тупая? – взрывается Хизер, - Произошедшее не выбилось у тебя из привычной картинки?!
- Я вызвала скорую…
- Так пошли их к чертям, когда они приедут, иначе угробишь всех, кого им отдашь, ты поняла меня?!
Слышно лишь, как девушка давится рыданиями.
- Прекрати рыдать! Скажи, что поняла!
- Кто это были?
- Из нас двоих я ослепла!
- КТО ЭТО БЫЛИ? – кричит она требовательно в истерике.
- А на кого были похожи? – саркастично спрашивает Хизер.
- Кто вы Все такие?
- Просто не отдавай Мюрреев скорой. То, что он…
- Пока ты не отвтеишь, я не буду...! – перебивает девушка, но Хизер произносит грозно и громко:
- Ты будешь делать то, что я скажу! …То, что он отнял у меня. Он забрал?
- Нет. О-он сломал его...это.
Шелест ее платья из крепа – Мэри Энн дотянулась до чего-то на лестнице и вложила в руки Баркер две обломанные палочки. Там, где дерево не было отполировано, из неровных краев выбивалась «начинка».
- Отлично! – в сердцах Баркер швырнула обломки в сторону. – Джо-онс, лучше бы тебе поторопиться!
Каждое движение отзывалось в ранах на груди и руках, потому в какой-то момент Баркер попыталась не шевелиться.
- Они пришли минут за десять до твоего прихода. – заговорила Мэри. – Они хотели тихо…чтобы их не заметили.
- Но Томми был на лестнице. – додумала Баркер, - а ты вышла на его крик. Умно, черт бы тебя побрал.
Она почувствовала, как передернуло Мэри от этих воспоминаний. Она так и не опустила Томми вниз. Быстрее же, Джонс..!
От жалости к себе слезы подступили к глазам, но внизу заискрил и щелкнул замок во входной двери, и Баркер почувствовала, как оцепенела от страха рядом Мэри Энн. Сама же Хизер в миг собралась и готова была предстать перед вечной своей соперницей в самом достойном виде, каком только могла.
- Я бы сказала, что рада тебя видеть, да вот только совру..! – усмехнулась она, - А еще было бы здорово оторвать от потолка вон того крепко сложенного типа! – Хизер указала пальцем в сторону, где, как ей казалось, находился отпрыск домовладельцев, но поняла, что в направлении она не уверена, и неопределенно взмахнула рукой, - …где-то там.

Гес лихо разобралась с большинством ранений, разве что самые крупные оказались не так просты. Что же касается слепоты, и без ее консультаций, Баркер знала о своих шансах. Потому в Мунго, ожидая целителя, впала в своеобразный транс.
- Хочешь чего-нибудь? – несколько неловко поинтересовалась Джонс после продолжительной паузы.
- Немного самоуважения, - усмехнулась Хизер. – Я благодарна, но тебе, очевидно, пора. Сиделки тут должны быть более квалифицированные. – нарочно многозначительно произнесла Баркер. Джонс, пожалуй, была единственной, кто в подобный момент могла бы понять гордую, гипертрофированно независимую девчонку.